Александр Сегал - История эпидемий в России. От чумы до коронавируса

Однако 4 года спустя другой корифей русской медицины С. П. Боткин сообщал в одном из своих частных писем: «Теперь я засел за литературные студии микробного мира, который действует на меня угнетающим образом, микробы начинают одолевать старого человека в буквальном смысле слова; на старости лет приходится ставить свои мозги на новые рельсы…» [761].

Поразительные успехи науки о микроорганизмах говорили сами за себя и настоятельно требовали пересмотра всех позиций в борьбе с инфекциями. Но уже на самой заре развития микробиологии возникла в русской медицине, носившей больше чем где-либо общественный характер под влиянием развития ее деятельности в земстве, та продолжавшаяся десятки лет дискуссия, которая в дальнейшем получила пресловутое название «спора пера и пробирки», поскольку борьба происходила между сторонниками использования в деятельности санитарных врачей преимущественно статистических методов исследования и теми, кто ратовал за необходимость широкого применения лабораторно-гигиенических и микробиологических исследований. В яркой форме такое ратоборство проявилось уже в 1887 г. между Ф. Ф. Эрисманом и И. И. Мечниковым [762].

В беспросветной нужде и духовной скованности русская деревня, т. е. значительная часть населения огромной страны, нуждалась, прежде всего, в просвещении. Недостатки последнего выразились трагическим образом в тех «холерных бунтах», которые, возникнув впервые еще в 1830 г., до конца прошлого века проявляли себя в разных местах как знамение народной темноты и общего недоверия к административно-чиновничьим мероприятиям. Организованная по постановлению V Пироговского съезда «Комиссия по распространению гигиенических знаний в народе» при Пироговском обществе врачей в Москве (1894), так много сделавшая в этом отношении за время своего существования, которое продолжалось до самой Октябрьской революции, возникла в результате этих «прискорбных событий во время холеры» [763]. Основной тематикой ее изданий – популярных брошюр, листовок, «памяток», наборов диапозитивов («теневых картин») и программ лекций, распространявшихся в миллионных тиражах по всей стране, – были заразные болезни.

Таков был в основном общий «эпидемиологический фон» России прошлого столетия. Становление и окончательное оформление эпидемиологии в самостоятельную отрасль медицины определялось, следовательно, всем развитием общественной жизни в нашей стране, богатейшим и вполне самостоятельным опытом русских врачей в борьбе с беспрестанными и разнообразными вспышками инфекционных заболеваний, а также блестящими достижениями микробиологии в последней четверти века.

* * *

Эпидемии холеры отвлекали внимание мировой общественности от чумной опасности, хотя на V Международной санитарной конференции в 1893 г. и была выработана первая санитарная конвенция по борьбе с этой инфекцией. Однако год спустя возникла впервые после ветлянской эпидемии тревога при появлении первых сообщений о чуме в Гонконге. Эта быстро развившаяся в отдаленной от Европы английской колонии эпидемия составила эпоху в истории изучения чумы, так как во время ее существования был открыт возбудитель этой инфекции (одновременно Иерсеном и Китазато), изучены биологические свойства его и обращено внимание на значение грызунов в распространении чумы. Такие достижения науки впервые позволили организовать противоэпидемические мероприятия на действительно рациональной основе. Но эпидемия продолжала распространяться: из Китая проникла в Японию и на другие острова Тихого океана, а затем и в Индию, где чума и до этого проявляла себя нередкими вспышками.

В России приближающаяся опасность, в то время как не успела еще затухнуть последняя холерная волна, нашла широкое отражение не только в медицинской, но и в общей печати. Особый интерес представлял основательный труд о чуме уже упоминавшегося эпидемиолога М. И. Галанина, помещенный в «Вестнике общественной гигиены» (1892–1894) [764]. Вскоре стал издаваться и замечательный журнал профессора В. В. Подвысоцкого «Русский архив патологии, клинической медицины и бактериологии» (1896–1902) – наш первый печатный орган микробиологической мысли, много внимания уделявший вопросам инфекционной патологии. Тогда же возникло и «Общество для борьбы с заразными болезнями» (1896) с его отделениями в крупнейших городах. Интерес к чуме среди работников, пока еще немногочисленных, русских бактериологических лабораторий выразился, например, в том, что один из основоположников таких лабораторий, хорошо известный в истории отечественной микробиологии Г. Н. Габричевский (1860–1907), приступил уже в 1894 г., т. е. в самый год открытия Иерсеном возбудителя чумы, к разработке метода получения глицериновых экстрактов из чумных бактерий с целью использования их для изготовления противочумной сыворотки – мысль, делающая особую честь нашему передовому ученому. Этот опыт получения специфического биопрепарата производился в Москве одновременно с попытками получения такой сыворотки Иерсеном в парижском Институте Пастера.

Но настоящая «чумная гроза» разразилась в мире в конце 1896 г. при первых известиях об эпидемии чумы в Бомбее, важнейшем порту Британской Индии с населением свыше полумиллиона человек. Английские власти пытались сначала скрыть быстро развивавшуюся эпидемию, но в сентябре смертность достигла таких цифр, что умалчивать о чумной инфекции в портовом городе, имевшем постоянные связи с Европой, уже не было возможности. В нашей периодической печати сообщения об этой эпидемии появились в октябре и с тех пор в течение двух лет не сходили со страниц газет и журналов. Тревожные известия взволновали надолго и все мировое общественное мнение, трепетавшее перед опасностью заноса инфекции из далекой Индии в свои страны. Опасность же была достаточно реальна: бомбейская эпидемия в течение нескольких лет унесла сотни тысяч жизней, чума распространилась в аравийских странах, проникла в Средне-Азиатские владения России (вспышка в Азнобе – см. далее), занесена была морскими путями в Португалию (г. Опорто, 1899) и в Англию (г. Глазго, 1900).

Русское правительство вынуждено было принять немедленно самые энергичные меры против возможностей заноса чумной инфекции через границы с Афганистаном, Персией и Турцией, через порты на Черном и Каспийском морях и в особенности постоянным паломническим движением мусульман к священным для них местам в Аравии. При первых же сообщениях о появлении чумных заболеваний в пределах соседнего Афганистана (в январе 1897 г.) движение через все наши южные границы было прекращено и разрешалось лишь через врачебно-наблюдательные пункты, устроенные немедленно в определенных местах и портах, а также во Владивостоке.