Дмитрий Бовыкин - Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Тем не менее, оставшись и без Версаля, и почти без средств, Людовик XVIII, несмотря на совет Екатерины II «не создавать двора, пока он прочно не обоснуется во Франции» {1763} 1763 АВПРИ. Ф. 6. Секретнейшие дела (перлюстрации). Франция — Бурбоны. Оп. 6/2. 1795 г. Д. 5. Л. 396. , постепенно превращал своё окружение если не в настоящий королевский двор, то в некое его подобие. Лорд Макартни рассказывал:

Со дня смерти Людовика XVII здешняя резиденция Короля всё больше и больше превращается в Двор. Не по роскошным интерьерам, экипажам или расходам (у него лишь один экипаж и очень скромный стол, за которым, кроме пяти или шести дворян из его ближайшего окружения {1764} 1764 Макартни употребляет слово «family», однако очевидно, что кровных родственников короля в Вероне в это время не было. , редко появляется кто-то посторонний, за исключением меня самого, да я редко там обедаю чаще раза в неделю), а по прибытии многочисленной корреспонденции, по тому, как время от времени отъезжают курьеры, по присутствию высокопоставленных особ, ставших министрами. Ранее при монархии они занимали высшие должности, это такие люди, как маршал де Кастри, герцог де Ла Вогийон, а теперь ещё и г-н де Сен-При, который собирается приехать и жить здесь. Здесь у нас сейчас четыре голубых ленты {1765} 1765 Голубые ленты были знаком отличия кавалеров Ордена Св. Духа, высшего знака отличия французской монархии. , красная лента {1766} 1766 Красные ленты носили командоры и кавалеры Большого Креста Ордена Св. Людовика. , два больших креста Горы Кармель и Св. Лазаря {1767} 1767 Королевский Орден Девы Марии горы Кармель — французский орден, созданный Генрихом IV в 1608 г. и сразу же объединённый под патронажем короля с Орденом Св. Лазаря Иерусалимского. С 1773 г. великим магистром объединённого Ордена стал граф Прованский. С 1779 г. в Орден Девы Марии горы Кармель вступали только ученики Королевской военной школы. , не говоря уже о бесчисленном количестве крестов Св. Людовика {1768} 1768 Lord Macartney to Lord Grenville. Verona, February 8 th , 1796 // TNA. FO 27/45 .

Людовик XVIII был уверен (или, по крайней мере, демонстрировал эту уверенность остальным), что двор, столица, а в определённом смысле и само королевство находятся там, где находится их король. «Как он сказал императору Австрии, настоящая Франция была с ним и его братом на берегах Рейна. Точно также, как де Голль, который чувствовал отвращение к происходившему во Франции между 1940 и 1944 гг., сравнимое с тем, что испытывали эмигранты в 1790-х, провозгласил, что истинная Франция находится с ним и его последователями на берегах Темзы» {1769} 1769 Mansel Ph. Louis XVIII. P. 76. .

1 плювиоза IV года (21 января 1796 г.) Moniteur опубликовал письмо из Венеции, рассказывающее о жизни короля в Вероне:

Встаёт он рано, и с восьми часов утра его одевают, согласно древнему этикету, украшают лентами и надевают перевязь со шпагой, с которой он расстаётся лишь в постели. Большую часть первой половины дня он пишет, и его может видеть только его канцлер Флашстанден ( Flachstanden ). Стол его скромен. После обеда он даёт несколько аудиенций и запирается в своих покоях, где взволнованно расхаживает взад и вперёд. К вечеру он успокаивается и встречается с придворными, чтобы послушать чтение или щегольнуть остроумием. Его дворец — храм скуки, все лица — вытянутые и сонные. Он никогда не выходит и не наносит никаких визитов ни в Вероне, ни в окрестностях. Его тучность по-прежнему чрезмерна и похожа на отёчность. Его часто мучают зубные боли и воспаления {1770} 1770 Moniteur. Vol. 27. Р., 1843. Р. 241. .

В реальности дело обстояло далеко не так печально. Ни у короля, ни у его окружения не было времени скучать: слишком многое ещё предстояло сделать. Современники нередко оказывались поражены той активностью, которую развивал Людовик XVIII, непрерывно встречаясь с «министрами» и путешественниками, сановниками прежнего царствования и агентами, ведя переписку едва ли не со всеми европейскими державами и с десятками людей во Франции. Один из них даже отмечал: «Многие полагают, что Король — и как Людовик XVIII и как Регент — пишет слишком много» {1771} 1771 Bombelles marquis de. Journal. Geneve, 1998. Vol. 4. P. 345. . Секретарь маршала де Кастри как-то пожаловался, что ему пришлось за неделю написать 308 страниц {1772} 1772 Mansel Ph. Louis XVIII. P. 92. . Лорд Макартни в изумлении сообщал в Лондон:

Поскольку каждый француз — политик, солдат, юрист, финансист, авгур, канатоходец {1773} 1773 Дипломат употребляет латинское слово «schoenobate». , медик, маг {1774} 1774 Макартни явно перефразирует здесь «Сатиры» Ювенала: «Скажи, за кого ты считаешь / Этого мужа, что носит в себе кого только хочешь: / Ритор, грамматик, авгур, геометр, художник, цирюльник, / Канатоходец, и врач, и маг, — всё с голоду знает / Этот маленький грек; велишь — залезет на небо…» (пер. Д. С. Недовича). , невозможно и вообразить, какое количество разных текстов родилось на свет благодаря эмигрантам {1775} 1775 Lord Macartney to Lord Grenville. Verona, January 24th, 1796 // TNA. FO 27/45. .

Впрочем, такая активность приносила свои плоды. В частности, как раз на рубеже 1795–1796 гг. Людовик XVIII одержал важную дипломатическую победу, связанную с остававшейся в тюрьме во Франции дочерью Людовика XVI, Марией-Терезой-Шарлоттой (Мадам Руаяль).

Вопрос о её освобождении стал одним из сюжетов, активно использовавшихся в роялистской пропаганде ещё летом 1795 г. Сразу же после смерти Людовика XVII во множестве стали публиковаться памфлеты и газетные статьи, авторы которых тревожились за здоровье его сестры, подозревали, что и она может быть отравлена, и требовали выпустить её из Тампля.

Проблема была сугубо политической: Э. Беке полагает, что, утратив в лице Людовика XVII компромиссную фигуру, которая могла бы объединить сторонников монархии, такую фигуру стали видеть в Марии-Терезе: «Чтобы примирить две ветви роялистов {1776} 1776 Как и многие другие, Беке противопоставляет здесь роялистов и конституционных монархистов. , оставалась лишь Мария-Тереза, на стороне которой была легитимность страданий и бедствий. Она была не просто дочерью последнего короля, она была ещё и дочерью „жертвы“. Её молодость, то, что она не эмигрировала, также было преимуществом: казалось, она наиболее подвержена влиянию новых идей и, при необходимости, наиболее податлива. Вопреки салическому закону, похоже, именно к этому решению склонялось большинство роялистов в течение лета 1795 г. Малле дю Пан и один из корреспондентов принца Конде, аббат Эме {1777} 1777 Имеется в виду аббат Эме Гийон де Монтелон ( Aimé Guillon de Montléon ) (1758–1842) — католический священник, роялистский публицист, описавший в своих воспоминаниях события в Лионе в годы Революции. , оба заверяли, что „большинство наименее склонных к интригам роялистов […] в основном ориентируются на молодого герцога Ангулемского и Мадам Руаяль“. Таким образом, существовал проект выдать её замуж за двоюродного брата, в пользу которого отрёкся бы Людовик XVIII» {1778} 1778 Becquet H. Marie-Thérèse de France. P. 103–104. . Беке полагает, что герцогу Ангулемскому, сыну графа д’Артуа, отводилась в этой паре роль консорта, который был мало известен во Франции, поскольку в 13 лет эмигрировал.