Дмитрий Бовыкин - Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Это стремление не проявлять внешне своих чувств полностью находилось в традициях королевского двора. «Конкуренция в придворной жизни вынуждает, — писал ещё Н. Элиас, — к обузданию аффектов в пользу тщательно рассчитанной и детально выверенной в оценках позиции в обхождении с людьми» {178} 178 Элиас Н. Придворное общество. M., 2002. С. 139. . Хотя прежде всего это, конечно, относилось к самому королю. «Королевская невозмутимость имела причины теологические и теоретические: король должен контролировать испытываемые им чувства, поскольку никто не способен управлять, если он не научится до того управлять самим собой. Таким образом, есть время для церемониала, когда король ведёт себя невозмутимо и серьёзно, по образцу испанских государей, есть повседневность двора, когда ему позволено демонстрировать скуку, и есть разного рода деятельность, когда допустимо проявлять чувства или амбивалентные намерения. Гораздо лучше невозмутимости знать, как умело приоткрыть свои чувства, то есть притвориться или же просто продемонстрировать отношение к кому-либо, пристрастность — всё это слишком ценные инструменты при дворе, чтобы король ими пренебрегал» {179} 179 Le Person X. Un souverain sans gravité. Louis XIV et sa famille (vers 1680 // ¿ Louis XIV espagnol? Madrid et Versailles, images et modèles. Versailles, 2009. Р. 185–186. .

Этим традициям граф Прованский полностью соответствовал, однако ко второй половине XVIII в. они уже во многом шли вразрез с новыми веяниями эпохи Просвещения, когда, по крайней мере на теоретически-философском уровне, больше ценились естественность или её имитация. В новых условиях бесстрастность из добродетели превращалась в порок, оборачивалась неискренностью и надменностью. Как любое несоответствие моде, она вызывала раздражение — тем большее, что Месье не был королём. Как отметит в своих воспоминаниях один из современников, графа Прованского «упрекали в Версале за надменность, настолько неуместную у брата короля, что это казалось почти нелепым» {180} 180 Beugnot J.-Cl. Mémoires du comte Beugnot, ancien ministre (1783–1815). Р., 1868. 2è me éd. Vol. 2. Р. 153–154. . Возникал своеобразный парадокс: про Людовика XVI нередко говорили, что ему не хватает королевского величия, что он ведёт себя не как король {181} 181 Пименова Л. A. Людовик XVI. C. 69. , тогда как Месье, напротив, порицали за то, что он ведёт себя как король. В 1815 г. Наполеон якобы скажет графу де Моле {182} 182 Луи-Матью Моле (1781–1855) — граф Империи (1809), министр юстиции (1813). о Людовике XVIII: «Это Людовик XVI, у которого меньше искренности и больше ума» {183} 183 Sorel A. L’Europe et la Révolution française. Р., 1904. Vol. 8. Р. 416. . «Менее искренний, чем его старший брат, — с презрением напишет другой современник, — Людовик XVIII, также как и он, по природе своей обладал той двуличностью, которая неотделима от слабости. Природное добродушие в соединении с определённой строгостью нравов помогало Людовику XVI компенсировать этот недостаток» {184} 184 Hobhouse J. Histoire des Cents jours. Р., 1819. Р. 74–75. .

Таким образом, умение принца скрывать свои мысли и невозможность догадаться о его истинных чувствах в глазах недоброжелателей воспринимались как черты не положительные, а сугубо отрицательные. Как писал брат Марии-Антуанетты Иосиф II: «Месье — существо неопределимое, получше, чем король, но от него исходит лютый холод» {185} 185 Иосиф II — Леопольду. Париж, 11 мая 1777 г. // Maria-Theresia und Joseph IL Ihre Correspondentz / hg. von A. Ritter von Arneth. Wien, 1868. Band II. S. 134. Позволю себе всё же две ремарки. Во-первых, Иосифу II при Версальском дворе не понравился никто: в том же письме он отметил, что король плохо воспитан, королева не любит мужа и думает только о собственных развлечениях, жена графа д’Артуа — «полная идиотка», тётушки короля — ничтожества. Иными словами, Месье ещё повезло, к тому же их антипатия была взаимной. И во-вторых, не исключено, что Иосифу II просто нравилась эта характеристика, «существо неопределимое», по крайней мере 10 апреля 1769 г. он уже употреблял её в письме матери в адрес совсем другого принца в совсем другой стране. См.: Ibid. Wien, 1867. Band I. S. 256. . Эта черта принца вызывала отторжение и у Мерси д’Аржанто: он не раз докладывал Марии-Терезии о том, что поведение Месье в отношении королевы настолько мудро и выверено, что заставляет заподозрить неладное {186} 186 См., например: Mercy à Marie-Thérèse. Paris, 20 avril 1775 // Correspondance secrète entre Marie-Thérèse et le c te de Mercy-Argenteau. Vol. 2. Р. 323; Mercy à Marie-Thérèse. Paris, 18 mai 1775 // Ibid. Vol. 2. Р. 336; Mercy à Marie-Thérèse. Paris, 17 juillet 1775 // Ibid. Vol. 2. Р. 355. . «Амбициозный и скрытный придворный» {187} 187 Boigne, É.-A. d’Osmond, comtesse de. Récits d’une tante: mémoires de la comtesse de Boigne, née d’Osmond. Р., 1921. Vol. 1. Р. 38. , скажет про графа Прованского графиня де Буанье.

Сходным образом характер графа Прованского виделся и с другого полюса, со стороны слуг:

Хотя [мои] обязанности не были ни трудными, ни сложными, из-за застенчивости, которую я тогда ещё не поборол, я выполнял их довольно неловко. Надо отдать должное принцу, он не проявлял ни малейшего нетерпения: ни слова не говоря, он ждал, пока моя рука перестанет дрожать. Но как, казалось, он не замечал мою неумелость, также он не замечал и мою ловкость, когда я стал менее неуклюжим: это был настоящий идол, который не проявлял ни неудовольствие, ни удовлетворение тем умением или его отсутствием, с которым ему служили его жрецы {188} 188 Amault A.-V. Op. cit. Vol. 1. Р. 165–166. .

Ж.-М. Ожеар (Augeard) {189} 189 Жак-Матьё Ожеар, маркиз де Бюзанси ( Buzancy ) (1731–1805) — офисье Марии-Антуанетты (1777), генеральный откупщик (1768–1791). С первых месяцев революции предлагал королевской чете бежать из страны, и даже подвергался за это тюремному заключению, но был оправдан. До Консулата находился в эмиграции. , бывший секретарь Марии-Антуанетты, также жалуется в своих мемуарах на холодность Месье. По его словам, когда он прибыл в эмиграцию в 1791 г. и хотел встретиться с графом Прованским, тот сказал ему всего несколько слов, тогда как Мадам проговорила с ним больше трёх часов. Ожеар, считая, что оказал Людовику в прошлом немало услуг, был оскорблён до глубины души: «Вежливый человек лучше обращается со слугой, чем Месье принял меня». Однако когда Мадам спросила Месье, имеет ли он что-то против Ожеара, тот якобы ответил, что, напротив, считает его «очень галантным человеком» {190} 190 Augeard J.-M. Mémoires secrets de J.-M. Augeard, secrétaire des Commandements de la reine Marie-Antoinette (1760 à 1800). Р., 1866. Р. 276, 280, 282. Признаться, из того, как Ожеар последовательно описывает все перипетии своего посещения, складывается ощущение, что во время первой встречи Людовик, с письмами в руках, шёл к себе в кабинет, а потом сел обедать и попросту забыл о визитёре. .

По всей видимости, принц очень чётко разделял для себя ближний круг, где он мог позволить себе быть самим собой, и посторонних. Сохранились свидетельства того, что среди близких людей и тогда, и позднее он вёл себя легко и свободно, любил и умел пошутить, слыл великолепным рассказчиком. Как отмечал один из придворных (речь шла уже о временах Реставрации), король «перед людьми, которых хорошо знал», «остроумнейшим образом рассказывал даже самые непристойные анекдоты, и так играл лицом, что это сделало бы честь лучшим комикам» {191} 191 Neuilly A.-A.-Ch., comte de. Op. cit. Р. 384. .