Дмитрий Бовыкин - Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Предложи мы изгнать детей нашего короля или оставить их у себя в руках, легко было бы сказать, что мы хотим сохранить их, чтобы впоследствии возродить трон или же передать их нашим врагам, давая им тем самым лишний предлог напасть на Республику {452} 452 Cambacérès J.-J.-R. Mémoires inédits. Р., 1999. Vol. 1. Р. 306. 110 .

Единственным депутатом, возразившим ему, стал Ж. Бриваль (Brival) — юрист, якобинец, при диктатуре монтаньяров неоднократно подозревавшийся в недостаточной радикальности и сочувствии жертвам Террора. На сей же раз, напротив, Бриваль высказался за то, чтобы «срубив дерево, выкорчевать и его корни, из которых не может произрасти ничего иного, кроме ядовитых плодов». Депутат также выразил удивление тем, что, совершив до 9 термидора столько «бессмысленных преступлений», потомков короля пощадили, и напомнил, что вандейцы воюют как раз за Людовика XVII. В ответ Бриваль услышал характерную для той эпохи фразу: «Полезных преступлений не бывает» {453} 453 По иронии судьбы отвечал ему Ф. Л. Бурдон (из Уазы), которого не раз обвиняли в самом разнузданном терроре в его бытность в миссии. , —и Конвент поддержал Камбасереса.

После этого решения граф Прованский напишет принцу Конде: «Я всегда не слишком-то верил в депортацию короля. Она не в интересах ни якобинцев, ни умеренных» {454} 454 Régent — Condé. Vérone, ce 12 Février 1795. Chiffré // Archives de Condé. Série Z. T. I. Correspondance avec Louis XVIII. 1791–1797 (далее — Archives de Condé). Doc. 113. . В то же время агент российской «разведки» объяснял это решение Конвента иначе:

Вчерашнего числа получено верное и надёжное известие из Парижа, что Конвенция решила не высылать из Франции Лудовика XVII и что сей несчастный принц весьма болен и заражён водяною болезнью. Он завсегда стоя или сидя с сжатыми руками ворочает большой палец около другого… {455} 455 Генуя, 3(14) февраля 1795 г. // АВПРИ. Ф. 48. Сношения России с Генуей. Оп. 48/2. 1795 г. Д. 91. Л. 44.

Тем не менее все эти обсуждения в Конвенте позволяют почувствовать, насколько изменились времена по сравнению с диктатурой монтаньяров {456} 456 Э. Беке справедливо отмечает, что, кроме Бриваля, никто не предлагал казнить Людовика XVII и его сестру — рассматривался лишь выбор между заключением в тюрьме и депортацией. См.: Becquet H. Marie-Thérèse de France. L’orpheline du temple. Р., 2012. Р. 86. . Но дело не только в отторжении депутатами Террора — за стенами Конвента разворачивалась кампания в прессе в пользу освобождения двух последних членов королевской семьи. Большой популярностью пользовался памфлет под названием «Одно слово о двоих, о которых никто не думает и о которых хотя бы один раз стоит подумать» — его автор выступал за смягчение тюремного режима {457} 457 Petitain L.-G. Un mot pour deux individus auxquels personne ne pense, et auxquels il faut penser une fois. Р., an III. Р. 13–14. . В Лондоне, Брюсселе, Аугсбурге печатались циклы гравюр, посвящённые узникам Тампля. Эти гравюры «творили историю в определённом формате, подхваченную повсюду как истинную правду. Позднейшие свидетельства доказали, что события на них были представлены ложно, но эта воображаемая реконструкция предлагала актуальную и легко воспринимающуюся версию того, что происходит внутри Тампля. Эта доступность проистекала из формы, в которую был облечён данный цикл. Во всех сценах были использованы драматические приёмы, соответствовавшие традициям сентиментальных романов конца XVIII века» {458} 458 Becquet H. Marie-Thérèse de France. Р. 89–90. . Гравюры должны были вызывать жалость и слёзы при виде страданий королевской семьи. После Термидора гравюра «Расставание Людовика XVI с семьёй» была продана в 50 000 экземплярах {459} 459 Lapointe LA. L’image contre-révolutionnaire: l’hagiographie royale // Études françaises. 1989. Vol. 25. N 2–3. Р. 229. . Гравюрами дело не ограничивалось: в 1795–1799 гг. во Франции продавали деревянные или свинцовые талисманы с изображениями Людовика XVI и Марии-Антуанетты, которые должны были защитить их обладателей от превратностей Революции, издавались многочисленные памфлеты, посвящённые королевской семье, чеканились медали с изображением казнённого короля и надписью: «Оплачьте его и отомстите за него» {460} 460 Ibid. Р. 231, 232. .

Необычайную активность, особенно после подавления прериальского восстания, проявляла и пресса. «Многочисленность названий в некотором роде компенсировалась совместно вырабатываемой во время регулярных встреч в 1794–1797 гг. редакционной политикой. Начиная с Термидора журналисты собирались в ресторане на площади Лувра. Под эгидой братьев Бертен ( Bertin ), владельцев Journal des Débats , среди прочих находились член Учредительного собрания Дюссо ( Dussault ), редактор Orateur du Peuple, Лагард ( Lagarde ) из Journal de Perlet, Шарль Лакретель {461} 461 Нередко его называют Лакретелем-младшим, чтобы отличать от старшего брата — также члена Академии и активного политического деятеля времён Французской революции. Далее везде речь будет идти о Лакретеле-младшем. , такие истинные роялисты, как Рише-Серизи, автор Accusateur public, Жозеф Мишо ( Michaud ) {462} 462 Жозеф-Франсуа Мишо (1767–1839) — при Термидоре известный журналист и роялист, приговорён к смерти после восстания 13 вандемьера и вынужден был эмигрировать. , редактор Quotidienne , Ид де Невиль ( Neuville ) {463} 463 Жан-Гийом Ид де Невиль (1776–1857) — в годы Революции один из роялистских агентов, близок к графу д’Артуа, после 18 фрюктидора в эмиграции. и Жозеф Фьеве (Fiévée) {464} 464 Жозеф Фьеве (1767–1839) — при Термидоре известный журналист и издатель, в частности, выпускал La Chronique de Paris. При Терроре находился в тюрьме. Участник восстания 13 вандемьера. Считается признанным роялистским агентом. […] Когда говорили об одновременном выходе статей, выступавших за освобождение Мадам Руаяль {465} 465 Такой титул носила старшая дочь короля, если одновременно существовала супруга Месье, в противном случае ее титул был просто «Мадам». , не сложно предположить, что их написание обсуждалось во время таких встреч» {466} 466 Becquet H. La fille de Louis XVI et l’opinion en 1795: sensibilité et politique // AHRF. 2005. № 341. Р. 80. . С подачи журналистов принцесса «представала персонажем романтическим, полуреальным. Но эти статьи правильнее было бы назвать политическими: они яростно критиковали Конвент и вели настоящую пропаганду в пользу возвращения монархии под прикрытием милых модных историй» {467} 467 Ibid. Р. 69. . Беке интересует в первую очередь, разумеется, Мария-Тереза, но те же самые журналисты ратовали и за освобождение дофина.

Так, к первой половине 1795 г. Людовик XVII стал превращаться из символа в крайне важную (хотя, разумеется, пассивную) политическую фигуру. Насколько можно судить, несмотря на решение Конвента, принятое по докладу Камбасереса, эмиссары правительства не смогли избежать переговоров, в центре которых стояло освобождение сына Людовика XVI. Таковым, в частности, было поставленное Испанией условие заключения мира с Францией. Хотя ещё в самом начале переговоров один из пунктов инструкции, данной послу в Испании Ж.-Ф. де Бургуану (Bourgoing) {468} 468 Жан-Франсуа де Бургуан (1748–1811) — французский военный, литератор и дипломат, в 1777–1786 гг. выполнял дипломатические поручения в Испании, в 1788–1792 гг. полномочный посол в Гамбурге, в 1792–1793 гг. посол в Испании, в марте 1795 г. отправлен в Испанию вести переговоры о мире. , гласил: «Запрещено обсуждать статью о детях Людовика XVI» {469} 469 Barante A.-G.-P., baron de. Histoire de la Convention Nationale. Р., 1853. T. 5. Р. 545. , испанцы настаивали на своём. В конце апреля российский поверенный в делах в Генуе сообщал в Петербург, что генуэзский консул в Марселе прислал своему правительству «прелиминарные статьи мира с Гишпанией». Статья 1 гласила: