Чарльз Рууд - Фонтанка, 16: Политический сыск при царях

Уходя в отставку, министры внутренних дел уничтожали доказательства слежки за коллегами и подчиненными. Тайна раскрывалась в том случае, если министров настигала внезапная смерть в результате покушения террористов. Когда директор Департамента полиции А.А. Лопухин вошел в кабинет только что убитого Плеве, он обнаружил пакет своих собственных писем. Большинство их было перлюстрировано, но имелось и два оригинала, которые так и не дошли до адресата. Лопухин предположил, что Плеве задержал эти письма, «по всей вероятности, потому, что в них я, как потом оказалось, безошибочно и в отношении сущности и характера, и в отношении срока доказывал близость революции и неизбежность свержения самодержавия» [175] Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний. М., 1923. С. 13. .

По воспоминаниям товарища министра С.Е. Крыжановского, ему с большим трудом удалось предотвратить неприятный инцидент во время разбора бумаг в кабинете покойного П.А. Столыпина. При этом присутствовали родственники Столыпина, которые могли обнаружить, что один из ящиков стола набит выписками из их писем, адресованных друзьям и знакомым. Крыжановский сделал вид, что в этом ящике находились секретные государственные бумаги, на которые нельзя взглянуть даже одним глазом.

Подавляющая часть вскрытой корреспонденции использовалась для полицейских целей. В то же время перлюстрация служила важным подспорьем в разведывательной и контрразведывательной работе. Дипломатическая переписка шла по особым каналам, однако консулы направляли свои письма обычной почтой. Кожаные портфели со свинцовыми пломбами, которые увозили из посольств курьеры, также попадали в руки перлюстраторов, ибо, как говорили в Департаменте полиции, золото открывало любые секреты.

Чиновники описывали курьезные случаи, происходившие при таком досмотре. Однажды они перепутали конверты и отправили в Министерство иностранных дел Нидерландов донесение испанского посланника. В другой раз перлюстратор уронил в портфель золотую запонку. Адресат решил, что запонку обронил сотрудник посольства, и отправил ее назад. На Петербургском почтамте портфель был вскрыт, чиновник, к своей радости, обнаружил пропавшую вещь и изъял ее, уничтожив сопроводительную записку.

В период русско-японской войны 1904–1905 гг. ротмистру М.С. Комиссарову поручили устроить нечто вроде французской Suretd general (сыскной полиции). В целях конспирации ротмистр сменил жандармский мундир на штатское платье и прописался под чужой фамилией. Он знал, что по традиции всех разведывательных служб от него тотчас же отрекутся в случае провала. Комиссаров завербовал прислугу во многих посольствах и купил дипломатические шифры 12 иностранных государств. Он вспоминал: «Китайский шифр представлял 6 томов; американский — такая толстая книга, что ее не спишешь, все документы снимались фотографическим путем» [176] Протокол допроса М.С. Комиссарова в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства 4 мая 1917 г. // Падение царского режима. Т. 3. Л., 1925, С. 142. . Точно так же фотографировались дипломатические послания и шифрованные телеграммы. Комиссаров утверждал, что во время переговоров в Портсмуте инструкции Государственного департамента из Вашингтона становились известны на Фонтанке раньше, чем их получал американский посол.

Как раз в области разведки и контрразведки Департаменту полиции пришлось столкнуться с конкуренцией других ведомств. Вице-директор Департамента Виссарионов, производивший ревизию перлюстрационных пунктов в 1910 г., обнаружил, что «цензура работает также для Военного и Морского министерств, но в прямой связи с ними не состоит, а директивы от них получает через гг. Фомина и Мардарьева» [177] Копия докладной записки СЕ. Виссарионова — П.Г. Курлову, 3 апреля 1910 г. // ГАРФ, ф. 1467, оп. 1, д. 1001, л. 19. . Эта сверхурочная работа на жаргоне перлюстраторов называлась «вечерними занятиями» и вознаграждалась заинтересованными ведомствами.

Кроме того, Виссарионов узнал, что столичный «черный кабинет» работает также на Министерство иностранных дел и Министерство императорского двора. Более точных сведений добыть не удалось, потому что, по словам одного чиновника, «здесь такие лица замешаны, что от страха назвать их пятки трясутся».

Департамент полиции старался защитить свои прерогативы. В этом смысле показательна история младшего цензора В.И. Кривоша, свободно владевшего 24 языками. Для этого полиглота перлюстрация была не куском хлеба, а смыслом жизни. Он изготовил несколько приспособлений, облегчавших труд коллег, в частности электрический аппарат, нагревавший пар для вскрытия писем. Столыпин ходатайствовал о поощрении Кривоша за разработку аппарата и «другие полезные и применимые на практике изобретения». Однако большинство предложений энтузиаста (например, о пневмопочте для «черного кабинета») натолкнулось на бюрократическую рутину.

Тогда Кривош установил контакт с Морским министерством, обещая создать сеть пунктов для перлюстрации дипломатической и шпионской корреспонденции. На этом этапе его деятельность была прервана. Кривошу предложили подать в отставку, что он и сделал, как отмечалось в специальной справке Департамента полиции, «после долгих переговоров и грубых выходок» в декабре 1911 г. Старший цензор Фомин предупреждал полицию, что преследовать бывшего сотрудника нецелесообразно и небезопасно: «При представлении Кривоша к ордену святого Владимира 4-й степени в докладе было между прочим неосторожно упомянуто о способах вскрытия корреспонденции. Этот доклад, на котором государь император изволил начертать собственноручно: «Согласен», Кривош сфотографировал и снимок хранит у себя» [178] Копия справки Департамента полиции о В.И. Кривоше, 1 февраля 1912 г. // Там же, л. 89 об. .

Наряду с письмами перехватывались телеграммы. В мае 1903 г. по соглашению с Главным управлением почт и телеграфов начальники охранных отделений получили «открытые листы», дающие право на осмотр и изъятие телеграмм. В разгар железнодорожных стачек 1905 г. на некоторых дорогах телеграфные аппараты были подсоединены к жандармским управлениям. Ничего не известно о прослушивании телефонных разговоров, хотя технически такая мера была легко осуществима. Первые подслушивающие устройства — прообразы будущих «клопов» — были выписаны из-за границы в 1913 г. и установлены в помещении IV Государственной думы.

Поскольку охранка унаследовала все бумаги Третьего отделения, с самого начала у нее хранилось множество личных карточек. Как объяснял один из бывших агентов, «архив — это основа любой охранительной организации» [179] Tennant E. [Smith E.E.] The Department of Police. 1911–1913: From the Recollections of Nicholas Vladimirovich Veselago // Hoover Institution Archives, Smith Collection, Box 1. . Охранка быстро пополняла свой архив, и еще до 1914 г. число карточек перевалило за миллион. Каждая карточка имела соответствующий цвет. Например, желтые карточки обозначали студентов, зеленые — анархистов. Красные карточки регистрировали эсеров, голубые — социал-демократов. Белые карточки заводились на людей, непосредственно не связанных с революционным движением, но находящихся в центре культурной и общественной жизни.