Чарльз Рууд - Фонтанка, 16: Политический сыск при царях

Тогда, пишет студент в своих мемуарах, он окончательно разуверился в «правде и справедливости», решив, что могущество охранки не знает границ. Полностью скомпрометированный, он решил получить в охранке высокооплачиваемую должность. Донос царит повсюду, но виноваты в том не он и не охранка Виновата «та система, та среда правительства и общества, та жизнь, полная ненормальностей, которая толкает человека от революции к охранке и от охранки обратно к революции» [168] Там же. С. 235. .

Хотя под действием угроз, психологического давления и подстрекательств многие радикалы шли на службу в охранку, имел место и обратный процесс — агенты охранки становились революционерами. Таким был чиновник охранки Л.П. Меньщиков (речь о нем пойдет ниже), который перешел в лагерь революционеров и разоблачил многих внутренних агентов. Кстати, американский писатель Линкольн Стеффенс, который многие годы работал репортером по расследованию актов коррупции в муниципальных властях больших городов, заметил, что полицейские и преступники, которых они преследуют, психологически весьма схожи.

Конечно, в России не только полицейские становились «преступниками» в том смысле, что примыкали к радикалам; случалось и обратное: «преступники» становились ревностными и убежденными полицейскими. Стеффенс не отметил этого обратного процесса в Америке — когда люди «вне закона» пополняли ряды полицейских. Для охранки это было вполне характерным явлением — порой лучшие агенты и офицеры начинали свою карьеру как убежденные противники царского режима.

Переход из одного лагеря в другой не означал больших изменений в работе. Оба лагеря опирались на тайные организации и использовали сходные методы. В обоих лагерях были беспринципные карьеристы, которые с легкостью меняли свои взгляды на противоположные. С другой стороны, среди перебежчиков встречались и всецело преданные делу люди, которые, разочаровавшись, начинали работать на врага. Разумеется, обе стороны активно пытались завербовать представителей другого лагеря, так как это давало огромные преимущества. Лестью и подкупом каждая из них многих заманивала в свои сети. Кроме того, были люди, оказывавшие услуги обеим сторонам.

Некоторые агенты целиком отдавались работе, будь то работа на полицию или на революционеров; главное — работа, а взгляды не имеют значения. Риск и опасность, постоянный обман — вот что их привлекало. Были люди (о них еще пойдет речь), которые наслаждались охотой, не осознавая, что сами являются добычей, а их мнимая жертва обведет вокруг пальца охотников из обоих лагерей.

Из-за постоянных перебежчиков полиция не могла доверять своим агентам, а также собранной при их помощи информации и донесениям. Что за информация поступает на Фонтанку? Правда это или провокация? Чтобы проверить агентов, донесения собирались из нескольких источников, а затем сравнивались.

… {страница пропущена}…

Тем не менее перлюстрация осуществлялась систематически и с давних времен. Екатерина II освятила эту практику секретным указом доверенному помощнику графу Безбородко. Ее сын Павел I повелел почт-директору Пестелю (отцу декабриста) наблюдать за перепиской ряда лиц. При Александре I существовала Секретная экспедиция при Петербургском почтамте, где вскрывались письма и пакеты из-за границы.

В проекте Бенкендорфа о создании «высшей полиции» перлюстрация признавалась необходимым делом. Параллельно с Третьим отделением этим же занималось Министерство внутренних дел. Во всеподданнейшем докладе министра князя А. Голицына вскрытию чужой корреспонденции были посвящены почти поэтические строки, резко контрастировавшие с сухим канцелярским слогом подобных документов. «Тайна перлюстрации, — писал Голицын, — есть исключительная принадлежность царствующего. Она освещает императору предметы там, где формы законов потемняют, а страсти и пристрастия совершенно затмевают истину. Ни во что не вмешиваясь, она все открывает. Никем не видимая, на все смотрит» [169] Текст приводится в представлении командированного в Чрезвычайную следственную комиссию Временного правительства П.Г. Соловьева // ГАРФ, ф. 1467, оп. 1, д. 1000, л. 97 об. . Сохранился колоритный рассказ о том, как узнавали об этой тайне министры внутренних дел в конце XIX — начале XX в. На прием к вновь назначенному министру записывался седовласый старичок. Когда подходила его очередь, он с поклоном подавал запечатанный сургучом пакет. Вскрыв пакет, министр обнаруживал именной указ Александра III о том, что подателю сего документа дозволена перлюстрация на всей территории империи. Затем старичок запечатывал пакет и молча исчезал из кабинета, чтобы вновь появиться на его пороге после назначения нового министра.

Этот рассказ вполне достоверен, за исключением небольшой неточности. В 1917 г., когда этот документ извлекли из пакета, оказалось, что он представлял собой не указ Александра III, а секретный доклад министра внутренних дел И.Н. Дурново Николаю II от 5 января 1895 г. В докладе формулировалась основная задача перлюстрации: «извлечение из частной корреспонденции таких сведений о государственных событиях, таких заявлений общественного мнения относительно хода дел в империи и такой оценки действий правительственных лиц, какие официальным путем почти никогда не могли быть высказываемы» [170] Копия всеподданнейшего доклада министра внутренних дел И.Н. Дурново, 5 мая 1895 г. // Там же, д. 1001, л. 12. . В своем докладе министр знакомил недавно вступившего на трон царя с тем, как обстояло дело при его деде и отце. Очевидно, Николай II одобрил заведенный порядок, залогом чего служил сам доклад, хотя на нем не сохранилось никаких разрешительных пометок или резолюций.

Вскрытие писем производилось в перлюстрационных пунктах, или, как их неофициально именовали, «черных кабинетах». Пункты существовали в Петербурге, Москве, Варшаве, Киеве, Харькове, Вильно и Тифлисе. В 1889 г. был открыт пункт в Казани, а в 1894 г. — в Нижнем Новгороде, но вскоре они были упразднены. В феврале 1913 г. совещание в Департаменте полиции признало необходимым значительно расширить сеть перлюстрационных пунктов, охватив ими Сибирь, Поволжье и все пограничные города. Но это предложение не было воплощено в жизнь ввиду нехватки финансовых средств.

Особенностью перлюстрации было то, что, хотя главным заказчиком был Департамент полиции, она производилась чиновниками других ведомств. По традиции к этой работе привлекались служащие цензуры иностранных газет и журналов, а ответственным за перлюстрацию в масштабе всей страны был старший цензор при Петербургском почтамте. Более четверти века эту должность занимал тайный советник А.Д. Фомин, которого в 1914 г. сменил тайный советник М.Г. Мардарьев. Это они показывали министрам запечатанные конверты с докладами о перлюстрации.