Чарльз Рууд - Фонтанка, 16: Политический сыск при царях

Тем временем Красильников полностью разочаровался в работе частного детективного агентства, чьи 28 сотрудников после 1910 г. стали очень дорого ему обходиться. В 1913 г. он отказался от услуг агентства под предлогом, что он больше не заинтересован в слежке за эмигрантами, и создал свою собственную следственную группу, вдвое меньшую по числу сотрудников. К большому удовлетворению французского правительства, группа эта была сугубо частная, ее возглавили два ветерана охранки, оба граждане Франции — Анри Бинт и Андрей Самбен. В контракте оговаривалось, что в случае смерти одного из них все фонды агентства и мебель переходят к оставшемуся в живых партнеру. Штат сотрудников был ограничен 12 агентами, и Красильников требовал соблюдения строгой секретности при найме, чтобы уволенные следователи в отместку не предложили свои услуги Бурцеву [248] ГАРФ, ф. 1723, оп. 2, д. 34, л. 266–273. .

В основном, сообщал Красильников в Петербург, он избавился от тех агентов, которые работали нечестно или неэффективно. Однако доказать или проверить, на самом ли деле они работали плохо, было крайне трудно, поскольку большинство сотрудников действовали совершенно независимо друг от друга.

Ссылаясь на те же причины, Красильников в августе 1913 г. уволил одного агента в Англии; протестующее письмо, отправленное этим англичанином в Департамент полиции, проливает некоторый свет на мелкие интриги в действиях заграничной агентуры.

Этот уволенный агент (его звали Филенас) сообщал, что неожиданно в Лондоне ему назначил встречу сам заведующий заграничной агентурой. (Согласно правилам конспирации, настоящие имена употреблять запрещалось, поэтому Филенас ошибочно полагал, что разговаривал с ним сам Красильников.) Причем встреча произошла при самых неподходящих обстоятельствах. Филенас писал, что он встретился со своим «судьей» в «Лайонз и К», как бы выпить чаю; далее Филенас сам настоял на том, чтобы они закончили свою возбужденную беседу на улице, поскольку заметил сидящего за соседним столиком революционера Рапопорта [249] Филенас — в Особый отдел, 13 сентября 1913 г. // ГАРФ, ф. 5802, оп, 2, д. 205, л. 125–126. .

Когда они вышли на улицу, продолжал Филенас, его спутник вдруг заинтересовался содержимым его портфеля и, увидев спрятанные там документы на русском языке, выразил сомнение, что Филенас получил их в Министерстве внутренних дел (как это было на самом деле), а также в том, что он может их прочитать. Далее, когда Филенас попытался показать своему спутнику вырезки из газет, в которых давалась высокая оценка его журналистской работе, посланник из Парижа предпочел окончить разговор, намекнув, что Филенас не сам писал подписанные им статьи.

Филенас жаловался, что за этой встречей последовало его увольнение за неисполнение возложенных на него обязанностей, хотя он делал как раз то, что ему было поручено, — писал прорусские статьи в английские газеты.

Уволенный агент не смог предоставить одного важного доказательства, которого требовал от него Красильников: вырезок из газет, доказывающих, что написанные им статьи действительно появились в печати. Для охранного отделения и заграничной агентуры этого факта было достаточно, чтобы прекратить платить Филенасу жалованье.

Конечно, довольно часто уволенным агентам удавалось заставить заграничную агентуру сохранить им жалованье, тем самым купив их молчание. В тот же период «за неисполнение обязанностей» был уволен итальянский сыщик Леони, но через год он появился в агентуре, заявив, что с ним поступили несправедливо. Когда на него не обратили должного внимания и не предложили никакой компенсации, он отправился прямо к Бурцеву с разоблачающими документами, которые украл как раз для такого случая [250] Сватиков С.Г. Русский политический сыск за границей. С. 33. .

Точно так же многие долго служившие агенты выражали желание немедленно уйти на пенсию с хорошим содержанием, надеясь на согласие заграничной агентуры, заинтересованной в их лояльности. Через два месяца после истории с письмом Филенаса другой англичанин, Майкл Торп, прослуживший в заграничной агентуре 12 лет по рекомендации Скотланд Ярда, писал Красиль-никову, что его нервная система совершенно разрушена, что он страдает хроническим ревматизмом и по этой причине не может более оставаться на службе. В ответ Красильников без дополнительных вопросов назначил Торпу пожизненную пенсию [251] Торн — Красильникову, 10 ноября 1913 т. // ГАРФ, ф. 5802, оп. 2, д. 205, л. 128–129. .

В 1915 г. вдова покойного чиновника заграничной агентуры повела себя довольно решительно, используя известную ей информацию, чтобы получить пенсию за мужа — полковника Эрхардта, которой он при жизни не успел воспользоваться. Вдова утверждала, что, оставшись без средств к существованию, вынуждена продавать известные ей сведения врагам российского правительства. Красильников срочно сообщил в Петербург, что необходимо немедленно вернуть вдову Эрхардт в Россию, и назначил ей пенсию в размере 1000 франков ежемесячно, которую она получала вплоть до 1917 г. [252] Красильников — Брюну де Сент-Ипполиту, май 1915 г. // Сватиков С.Г. Русский политический сыск за границей. С. 61–63.

Как и пенсия вдовы, деятельность заграничной агентуры продолжалась до 1917 г. Ее цели в Европе были вполне очевидны: проникать в революционные группы и пытаться их обезвредить, перехватывать оружие и взрывчатку, переправляемые в Россию, влиять на европейское общественное мнение, вызывая симпатии к имперскому правительству. Поскольку русские революционеры любили проводить эксперименты со взрывчаткой, полиция некоторых европейских стран считала, что в ее интересах сотрудничество с заграничной агентурой, преследующей заговорщиков; и заграничная агентура одержала немало побед в борьбе с революционерами. Учитывая огромные расходы российской тайной полиции в Европе, можно сказать, что только Рачковскому удалось добиться успеха заграничной агентуры на этом поприще. С самого начала перед российской заграничной агентурой возникли проблемы, с которыми не сталкивалась никакая другая полицейская агентура: ей надо было иметь дело с целой армией русских революционеров, объявивших войну имперскому правительству из-за границы, где они чувствовали себя в безопасности. Проблема была новой, и Рачковский со своими сотрудниками пытался найти новые средства для ее решения.

Департамент полиции видел в политических партиях врагов самодержавного государства. Вместе с тем среди более чем сотни партий, возникших после 1905 г., были организации, поставившие своей целью защиту устоев этого государства. Речь идет о «черной сотне». Это словосочетание родилось как презрительная кличка, намекавшая одновременно на простонародный («черный») состав и темные дела подобных организаций. Противники «черной сотни» забыли, что в XVII в. этим термином обозначали тяглое посадское население. Черносотенцы XX в. широко использовали эту историческую параллель, называя себя простым русским народом, призванным спасти святую Русь от изменников.