Чарльз Рууд - Фонтанка, 16: Политический сыск при царях

Обращаясь к своему преемнику на посту председателя Совета министров, Витте выражал надежду: «…вы примете меры к прекращению террористической и провокационной деятельности тайных организаций, служащих одновременно и правительству, и политическим партиям». Письмо Витте, составленное при помощи первоклассных юристов (А.Ф. Кони, Н.С. Таганцев и др.), являлось развернутым обвинительным заключением против черносотенцев и полицейских агентов. Столыпин, как министр внутренних дел, принял это обвинение на свой счет. При встрече с Витте он задал вопрос: «Из вашего письма, граф, я должен сделать одно заключение: или вы меня считаете идиотом, или же вы находите, что я тоже участвовал в покушении на вашу жизнь?» Над собственным ответом на этот вопрос премьер-министр размышлял в течение 7 месяцев. Он проявил себя опытным казуистом, утверждая, что разоблачения Пруссакова были продиктованы личной неприязнью к Дубровину. Премьер-министр также отрицал существование каких-либо контактов между председателем «Союза русского народа» и Казанцевым.

Столыпин заявил: «По делу не установлено, чтобы Казанцев состоял агентом охранного отделения или какого-нибудь правительственного розыскного учреждения или имел от подлежащей власти уполномочие на занятие розыском, Ни одному из охранных отделений или губернских жандармских управлений он в качестве сотрудника или филера известен не был. Из следственных данных можно заключить, что Казанцев занимался сыском, но в качестве идейного добровольца, за свой страх и риск…»

В новом письме, от 16 декабря 1910 г., Витте потребовал назначить независимое расследование, поручив его одному из членов Государственного совета или сенатору. Руководители тайной полиции стремились не допустить дальнейших разоблачений. Столыпин писал министру юстиции Щегловитову по поводу послания Витте: «В новую с ним переписку я вступать не хочу и отвечать ему не буду. Но пора положить конец этой комедии. Поэтому я полагаю составить по этому делу журнал Совета министров, изложить в нем просьбу графа о сенаторской ревизии… и пускай резолюция его величества поставит наконец на этом деле точку». Это был хитроумный ход. Зная неприязнь Николая II к бывшему премьеру, нетрудно было предугадать его реакцию. 23 февраля 1911 г. царь поставил резолюцию: «Никаких неправильностей в действиях властей административных, судебных и полицейских я не усматриваю. Дело это считаю законченным».

Насколько правильными были догадки Витте о подоплеке покушения на его жизнь? «Союз русского народа» вынашивал планы его физического устранения. Но в отличие от убийства Герценштейна руководство «Союза» было лишь косвенно замешано в этом деле. Можно предположить, что Дубровин, убедившись в неспособности собственных дружинников, обратился за помощью к московскому филиалу «Общества активной борьбы с революцией». Вполне вероятно, что это был не первый случай и Казанцеву уже приходилось консультировать столичных коллег в Териоки.

Явственно прослеживается связь организаторов покушения с тайной полицией. Казанцев был известен Петербургской охранке, поскольку по его доносу был раскрыт склад бомб на Литовском проспекте. Казанцев проживал в Москве по паспорту Казимира Олейко. Этот документ был утерян настоящим владельцем и доставлен кем-то в охранное отделение. Начальник Московской охранки не мог объяснить Департаменту полиции, каким образом этот паспорт из архива попал в руки Казанцеву.

После Февральской революции Климович заявлял, что не подозревал об использовании черносотенцами революционно настроенных молодых людей: «Говоря откровенно, додуматься до такой комбинации, если бы мне не подсказали, я не мог…» [300] Протокол допроса Е.К. Климовича в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, 19 марта 1917 г. // Падение царского режима. Т. 1. С. 105. Судя по воспоминаниям его столичных коллег, начальник Московской охранки был не столь наивным. Герасимов писал: «В записной книжке Казанцева имелись адреса конспиративных квартир Московского охранного отделения. Не было сомнений, что и динамит получен оттуда же и что все предприятие организовано с ведома начальника этого отделения полковника Климовича. Все эти данные были мною собраны и препровождены в Департамент полиции, где они и были похоронены» [301] Герасимов А.В. Указ. соч. С. 153. .

Покушение на Витте наглядно показало, что правый террор — как массовый, так и индивидуальный — вызывал сочувствие и даже прямое содействие со стороны части государственного аппарата. Тайная полиция не могла существовать вне времени и пространства, а ее сотрудники не являлись примером политической беспристрастности. Взгляды большинства охранников сформировались в эпоху, когда взгляды, впоследствии положенные в основу программы «Союза русского народа», были единственными официально дозволенными, а конституционные идеи считались противозаконными. В новых условиях самодержавный режим пытался найти опору для своей внутренней политики в лице черносотенных союзов. Тайная полиция в свою очередь стремилась использовать поддержку черносотенных боевых дружин.

Сотрудничество с крайне правыми имело свою оборотную сторону. Когда освободительное движение пошло на спад, черносотенные дружины оказались ненужными. Однако правительству с немалым трудом удалось загнать обратно выпущенного на свободу джинна. Серьезным ущербом для престижа монархии обернулось помилование убийц Герценштейна и грубое давление на судебные власти с целью замять скандал вокруг покушения на Витте. С точки зрения руководителей полицейского ведомства, заслуги «черной сотни» искупали эти издержки.

Не случайно Столыпин писал одесскому градоначальнику Толмачеву: «Я не могу не позволить себе поделиться с вашим превосходительством моим личным соображением о том, что в смутную эпоху 1905–1906 гг. «Союз русского народа» сыграл крупную, можно сказать, историческую роль, оказав существенную помощь и содействие правительству в деле подавления революционного движения». [302] Союз русского народа: по материалам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства 1917 г. М.; Л., 1929. С. 242

Функционируя как огромный компьютер, охранка видела в своих сотрудниках исправные и бесстрастные части механизма. Однако они были живыми людьми со всеми их достоинствами и пороками. Особенно сложно было проконтролировать секретных сотрудников, практически невозможно — определить момент, когда испытанный агент в силу тех или иных причин начинал утаивать или сообщать неверную информацию, что неизбежно искажало общую картину.