Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

В стране, которая едва-едва начала выходить из Террора и все еще пребывала в состоянии войны, какой гражданин не испытывал тяги к этому образу новой Франции, примиренной с самой собой, просвещенной и мирной, трудолюбивой и свободной? Обращение к утопии (или, если угодно, бегство в утопию) позволяло мгновенно представить настоящее, — политический кризис и конфликты, отмечавшие конец II года Республики, — как проходной момент. Усиление педагогической миссии Революции означало обращение к ее истокам и тем самым возможность при помощи образования заполнить разрыв, возникший между изначальными принципами Революции и ее историей, которая должна была стать их реализацией [89].

С точки зрения Ленде, к 9 термидора «французская нация прошла все этапы революции», она совершила, если так можно выразиться, полный цикл своей истории. Исправление причиненного Террором зла представляет собой «возврат к образцам и принципам», к ее изначальным ценностям. Однако этот путь не был бесполезен: народ обогатился опытом, который был, без сомнения, болезненным, но закалил его, сделал более воинственным и энергичным, научил отличать истинные добродетели от обманчивой видимости. Ленде был абсолютно уверен, что эпоха, последовавшая за Террором и начавшаяся 9 термидора, не может стать «реставрацией», простым возвращением к тому, что было раньше, к существовавшей в прошлом политической и институциональной модели. Вне всяких сомнений, исключен возврат к конституционной монархии, однако в равной мере исключено и возвращение к ситуации, существовавшей до 31 мая 1793 года (эта дата по-прежнему остается ключевой; «реабилитации» жирондистов и соответственно возвращения арестованных депутатов пока еще нет даже в проектах). Это возвращение к истокам, но лишь в плане изначальных ценностей и принципов 1789 года. Их возрождение обязательно должно идти параллельно с сохранением институтов 1793 года: революционного порядка управления до наступления мира, поддержки народных обществ, основная цель которых — просвещение народа. Иными словами, Ленде предлагает и вернуться к принципам 1789 года и сберечь, как ставшие неотъемлемой частью революционного опыта, институты и порыв II года за вычетом террористической практики. Отдавая себе отчет в тех трудностях и препятствиях, которые предстоит преодолеть, он тем не менее считает спою программу реалистичной; Как если бы не существовало никакого противоречия между принципами 1789 года и институтами и ценностями 1793 года; как если бы сам и ценности 1789 года прекрасно прошли испытания терроризмом II года; как если бы власть располагала непогрешимыми и разделяемыми всеми критериями для того, чтобы различать «злоупотребления» и «преступления»; как если бы, наконец, «суверенный Народ» и соответственно революционная власть не сталкивались с огромными трудностями при делении на «чистых» и «нечистых», добродетель и порок на протяжении всей истории Революции — как в ее прошлом, так и в будущем [90].

Конвент с энтузиазмом выслушал доклад Ленде и единогласно одобрил его, однако, похоже, уже на следующий день позабыл об этом прекрасном единодушии, погрязнув в раздорах. Доклад Ленде — весьма примечательный документ, и по своей ясности, и по своим иллюзиям. Он отличается от других и мыслями об ответственности государства, и желанием обуздать разгулявшиеся страсти. Повидимому, его единодушное одобрение стало воплощением, на краткий миг, единства термидорианского Конвента. Для обеспечения будущности Республики проект Ленде предполагал максимально широкое объединение французов, за исключением всех экстремистов — как желающих возвращения Террора, так и выступающих против завоеваний II года и революционного порядка управления. В этом плане доклад Ленде стал воплощением центристской программы, однако не ознаменовал начала нового политического этапа; в лучшем случае он обозначил паузу. Заложенный в нем центризм — это точка зрения, а не политическая сила; вместо невозможного объединения, жизнь, напротив, навязывала углубление конфликтов и политические противоречия. То, что эта точка зрения была представлена от имени Комитета общественного спасения, является лишь плодом обстоятельств и временной расстановки сил. На деле же ежемесячная процедура обновления Комитета общественного спасения, примененная первый раз 15 фрюктидора, создавала в недрах этого Комитета весьма хрупкое равновесие. Таким образом, единодушие, с которым был принят этот доклад, служило признаком слабости, а не силы [91].

Доклад был прочитан в последний день II года Республики. Нет сомнений, что торжественность этого заседания благоприятно повлияла на одобрение данного текста — и как итога, и как программы. Символические моменты порождают свои собственные иллюзии: переходный период рассматривается как стабильность, надежды кажутся уверенностью, эфемерность — устойчивостью и прочностью. Ленде надеялся и верил, что печальный опыт Террора поспособствует тенденции к объединению. Похоже на то, что, одобряя этот доклад, Конвент разделил уверенность Ленде и высказался за выход из Террора, «проголосовав за забвение», если воспользоваться выражением Кинэ [92]. Однако символика и утопия единства лишь на миг, как это изредка случалось, возобладала над раздорами и обвинениями, над оскорблениями и насилием [93]. Ибо в реальности это было время поляризации и противостояния, а не единства и объединения. Политическое и символическое наследие II года, даже сведенное к тому, что хотел сохранить Ленде, более не объединяло, а разделяло; принципы 1789 года, будучи примененными к проблемам, возникшим при выходе из Террора, теперь не сплачивали людей, а разжигали конфликты. Конец II года сделал очевидным, что наследие Революции не едино, а многообразно. Оно стало объектом политических конфликтов.

«Чтобы возродить Францию, [...] нужно положить конец подозрениям», — настаивал Ленде в своем докладе. Он предлагал выйти из Террора, отказавшись от духа реванша. Своеобразие этого предложения и было его самой большой слабостью, обрекающей его на провал. Доклад Ленде тщетно старался изгнать ненависть и подозрения, остановить эскалацию страстей и озлобленности. Политический проект Ленде апеллировал к единству, обретенному Конвентом и Нацией после 9 термидора. Это сложившееся после Террора единство символизировалось единодушным возгласом: «Долой тирана!» Террор разделил граждан, чтобы «тиран» и его приспешники могли ими управлять. Вновь обретя свободу, вернувшись к своим изначальным ценностям и принципам, признавая существование одного-единственного «центра объединения», Нация должна была укрепить свое единство забвением «тирании» и стремлением к свободе.