Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Еще более катастрофическими были этногеополитические последствия третьего элемента этой идеологической триады — «народности», а именно, того ее понимания, которое возобладало в России. Лагерь сторонников московской старины в пику сторонникам петровской вестернизации получил название «славянофилов». Причем тут славянство и филия к нему в данном случае — тайна сия велика есть, учитывая то, что культурная самобытность Московии в значительной степени обуславливалась ордынским, византийским, персидским и османским влиянием, а проводниками ее вестернизации стали как раз славяне из западной Руси. Славянофильство без кавычек проявило себя в формирующейся российской исторической школе вместе с жупелом т. н. норманизма. Автохтонам, обряженным в платья германского покроя, заседающим в коллегиях академий в городе с немецким названием, построенным по образцу Амстердама, очень не хотелось признавать, что государственность древней Руси имеет «норманнское» или скандинавское происхождение. В пику ему потребовались «славяне» и, видимо, с этого момента началась нарастающая шизофрения империи, построенной по германским лекалам, с германскими архитекторами и прорабами, в итоге и правящим домом, но при этом рвущейся освобождать славян не только от «турок», но и от германцев — австрийских.

Нет, автор этих строк не разделяет антинаучные воззрения, согласно которым русские, великороссы — никакие не славяне, а «мокша». Славянство— это собирательная категория, в которой знаменателем, общим для народов, различных в антропологическом, культурном и цивилизационном отношениях, может быть только язык, который и делает русский народ славянским. В генетическом отношении русские при этом органически вписываются в массив т. н. северных славян (восточных и западных) как части куда более глубокого пласта и пула восточноевропейцев, включающих в себя представителей разных языковых семей, но не включающих славян южных, объединенных другим генетическим паттерном, общим с их неславянскими соседями (у северных славян и других восточноевропейцев ему соответствует доминанта мужской гаплогруппы R1a, а у южных — I2a).

Исторически, культурно истоки Северо-Восточной Руси, будущей Великороссии — северные. Да, сегодня мы знаем, что Рюрик и Варяги-Русь, скорее всего, были представителями циркумбалтийского сообщества разноплеменных венедо- балто-фено-сканов, а не моноэтническими германцами. Но так или иначе, учитывая норманнские корни таких стран как Британия и Франция, представление о норманнском происхождении России, принявшей в лице петербургской империи германскую государственно-культурную форму и стремящейся войти в соответствующий круг наций, было куда более естественным для нее, чем стремление оказаться в компании народов, к тому времени лишенных своей государственности и разбросанных по чужим империям. У поляков был в ходу миф об их сарматском происхождении, у англосаксов — представление о себе как о потерянных коленах народа Израилева, и уж если петровская Россия двигалась курсом на северо-запад, логично было не «славянизировать» происхождение первых правителей Руси, а «норманнизировать» происхождение ее основного народа или народов.

Совсем скоро в Европе получат распространение сведения об « арийских» и « индоевропейских» народах, а Х. С. Чемберлензаявит о «кельто-германо-славянской расе», предвосхитив научно-корректные термины расовой антропологии. Однако проблема в том, что «русская идея» начала формироваться и застряла в тот период, когда расы и народы отождествлялись с языками, в связи с чем был сделан вывод, что если язык русских славянский, то быть России лидером и защитником мирового славянства. Этот панславизмоказался максимально контрпродуктивен как для цивилизационного и геополитического развития империи германского покроя, так и для осознания этнических особенностей и интересов великорусского племени, славяно-балто-финскогопо генезису его демографических пластов и компонентов. Вместо этого им были навязаны абсолютно химерические цели вроде конфронтации с германизмом и борьбы за «дело славян» — самоубийственные для этой империи и чуждые реальным интересам ее самого многочисленного народа.

Наихудшим же вариантом конструирования русского национального самосознания стало соединение имперского православия и панславизма. В германизированной Российской империи, при немке Екатерине дается старт « греческому проекту». Конечно, надо признать, что даже эллинизм у петербургской империи был «германским» — подражанием не византийскому, но античному эллинскому стилю в духе западноевропейских тенденций того времени. Таврида, Херсон, Феодосия, Одесса — это явный неоклассицизм, имеющий не византийское, а западноевропейское происхождение. Но надо понимать, что вдохновляться эллинскими образами и архетипами, сидя у себя дома, могли какие-нибудь пруссаки. Для России же, государства, соучредителями которого были Палеологи, «греческий проект» был весьма конкретным геополитическим императивом. Теперь ей, укрепившись на Черном море, вместо того, чтобы довольствоваться ролью региональной державы, надлежало переиграть полтысячелетия и восстановить Византийскую империю.

Сделать это, однако, должны были уже славяне, которые исторически всегда были ее пасынками Византии. Николай Данилевскийвесьма откровенно сформулирует эту программу в своей книге «Россия и Европа», этом манифесте русского панславизма. Константин Леонтьев, хорошо знавший предмет своих рассуждений, верно укажет на зазор между славянством и византизмом, и на наличие собственных, весьма непростых интересов у греков, считающих себя носителями духа последнего. Он также укажет на другое важное обстоятельство — своей государственной, державной силой Россия обязана не славянству, которому не присущи способности к строительству мощных империй. Леонтьев считал источником этой силы византизм, тогда как другой русский аристократ — Михаил Бакунин охарактеризовал Россию как «татарскую и немецкую империю, которая никогда не имела ничего славянского».

В таких обстоятельствах делать ставку на панславизм, означало запускать процесс саморазрушения этой империи. Но его результатом не могло стать и создание русского национального государства, потому что прагматические интересы новой русской (но уже не великорусской) нации требовали не дальнейшего раздувания империи и создания новых имперских форм власти (общеславянских или неовизантийских), но сосредоточения на развитии национальной территории и национализации уже имеющихся форм. К заслуге Александра III помимо хозяйственного развития страны может быть отнесено уже хотя бы сосредоточение на внутренней, а не внешней повестке, хотя и при нем Империя в очередной раз раздулась, присоединив к себе Среднюю Азию.