Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Впрочем, надо сказать, что вопрос о выборе оборонческого или пораженческого курса встал ребром лишь в 1941 году, отдельный разговор о котором нам еще предстоит. До этого же момента единство русской эмиграции так или иначе сохранялось не только между (будущими) оборонцами и пораженцами, но зачастую и с теми, кто был подвержен сменовеховским настроениям. Логично, что таковые в последующем оказались оборонцами, которые не желали свержения коммунистического режима ценой утраты единства российских территорий и перехода их под иностранный контроль.

В идейном отношении среди русской эмиграции были представлены все стандартные для того времени течения, шел активный поиск ответов на злободневные и вечные вопросы, и русская мысль порождала своих философов, которые разрабатывали темы, будоражащие не только их соотечественников, но и все мыслящее человечество. Однако в политическом отношении по понятным причинам на коне в русской эмиграции были правые мыслители и идеи. По не менее понятным причинам с 20–30-х годов эти мыслители и умонастроения отчетливо сдвигались от монархизма или абстрактного реакционного милитаризма в сторону фашизма в широком смысле этого слова, охватывающего самые разные, порой жестко оппонирующие друг другу движения, которым однако были присущи общие черты: активизм, вождизм, милитаризм, национализм и ненависть не только к коммунизму, но и либерализму и капитализму, разлагающим народы изнутри и разоружающим их перед разрушительными силами.

Надо пояснить, что в начале этой фашизации соответствующие умонастроения и стиль, носившиеся в воздухе, не были жестко увязаны с определенной страной, лидером и идеологией, а оставляли широкий простор для поиска их идеала. Свою форму этих настроений искала и активная часть русской эмиграции, и если одни ее представители пытались, не мудрствуя лукаво, просто адаптировать к русским реалиям готовые идеологические формы вроде фашизма или национал-социализма, то другие пытались выработать самобытные русские формы их воплощения. Среди первых можно отметить Всероссийскую Фашистскую Партию, Российское Освободительное Национальное Движение, Российское Национал-Социалистическое Движение, группами же второго типа были национально-трудовые солидаристы и младороссы.

Надо сказать, что самозваный российский фашизм, а тем более национал-социализм белой эмиграции при внимательном рассмотрении производят впечатление абсолютно подражательных явлений, лишенных аутентичности и цельной логики своих прототипов. Показательно в этом смысле и то, что многие их ключевые представители не видели принципиальной разницы между собственно фашизмом(в узком смысле этого слова, итальянским) и национал-социализмом, пытаясь подражать сразу им обоим. А ведь их идейные расхождения, несмотря на политический союз на почве противостояния коммунизму и либерализму, были хорошо известны: итальянский фашизм отталкивался от государства и считал, что оно создает нацию, которая существует только в нем, в то время как немецкий национал-социализм исходил из того, что государство это надстройка, которая должна стоять на прочном органическом базисе народа (Volk) и совпадать с ним в границах. Понятное дело, что даже в эмиграции, даже после поражения в гражданской войне, даже после распада Российской империи, территория которой была собрана обратно именно интернационал-коммунистами, «русские патриоты» продолжали ориентироваться на ее границы и ее государственность. На такой почве, если и была возможна какая-то общность, то только с фашизмом итальянского типа, а никак не национал-социализмом немецкого, доктрина которого, напомним, была сформулирована бывшим австрийским подданным Адольфом Шкльгрубером-Гитлером, перво-наперво отказавшимся от своего государства, куда более великого, чем Германия, в пользу лояльности немецкому этносу и идее его этнического государства ( Volksstaat). Само собой, ни в одной русско-белоэмигрантской голове не могло родиться ничего подобного, поэтому даже те, кто именовали себя национал-социалистами, в своей программе продолжали лепетать, что «культурно-государственное возрождение России возможно лишь как результат тесного и дружеского сотрудничества отдельных этнических элементов, входящих в состав Российского Государства, и свободного самораскрытия отдельных народных культур, объединенных в рамках единого государства по принципу соборности» (программа РОНД). То есть, воззрения русских подражателей соответствующих европейских движений были максимум фашистскими в итальянском смысле, ставящими на первое место Российское государство и рассматривающими русский народ как производное от него. Поэтому вполне логично, что они и позиционировали себя как российские национал-социалисты, а в программе Всероссийской Фашистской Партии четко артикулировалась идея « российской нации», понимаемой как «организм объединяющий все народы России на основе единства исторической судьбы, общей культуры и сознания общих интересов».

Такой же была установка и самобытных русских фашистов — младороссови национально-трудовых солидаристов. При этом первые продолжали традицию революционных «сменовеховцев» конца XIX — начала XX века вроде Тихомироваи Зубатова, которые пришли к выводу, что народническое, социалистическое движение должно признать царя, а тот в свою очередь должен именно в нем найти свою опору. «Русский царь во главе социалистического движения», — так сформулировал эту идею Лев Тихомиров, а младороссы сформулировали ее как лозунг: «Царь и Советы!». В итоге воплощение этой формулы их идеолог Александр Казем-Бекнашел в красном царе Сталине с его советами после того, как в войне, начавшейся между фашистской Антикоминтерновской Осью и Советской Россией, младороссы как давние оборонцы окончательно перешли на сменовеховские позиции. Путем Казем-Бека последовал и другой российский государственник — лидер Всероссийской Фашистской Партии Константин Родзаевский. Но ему, как и отцу-основателю сменовеховства Николаю Устрялову, повезло меньше — если Казем-Бека пристроили на должность консультанта Отдела внешних церковных сношений РПЦ МП, то Родзаевскому и Устрялову по возвращению, несмотря на гарантированное прощение пришлось «искупать вину перед Родиной» у советской стенки.

Национал-трудовые солидаристы (НТСНП, НТС) также отталкивались от идеи « российского национализма», но при этом выделялись наиболее серьезным отношением к христианским ценностямне просто как формальному культурному атрибуту государства или нации, а как к этическому стержню своей политики. Думается, именно этот стержень в отличие от государствопоклонников вроде Казем-Бека и Родзаевского, и дал им иммунитет к признанию безбожного фараонического режима, сопротивление которому они продолжили и после войны, уже в Западном лагере.