Гюнтер Кунерт - Москва – Берлин: история по памяти
- Название:Москва – Берлин: история по памяти
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Иностранная литература
- Год:2015
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Гюнтер Кунерт - Москва – Берлин: история по памяти краткое содержание
Открывают номер фрагменты книги «Осеннее молоко», совершенно неожиданно написанной пожилой немецкой крестьянкой Анной Вимшнайдер (1919–1993): работа до войны, работа во время и на фоне войны, работа после войны. Борьба за выживание — и только. Недаром книга носит название бедняцкой баварской еды. Перевод Елены Леенсон.
Следом — «От Потсдама до Москвы. Вехи моих заблуждений» — фрагменты книги немецкой писательницы и коммунистки, узницы советских и немецких концлагерей Маргарет Бубер-Нойман. Во второй половине 1930-х гг. она со своим гражданским мужем, видным немецким коммунистом и журналистом, живут в Москве среди прочих деятелей Коминтерна. На их глазах крепчает террор и обнажается чудовищная сущность утопии, которую эти революционеры — каждый у себя на родине — изо всех сил идеализировали. Перевод Дарьи Андреевой.
Следующая рубрика — «Мешок на голове» — составлена из очерков, вошедших в книгу «Мои школьные годы в Третьем рейхе. Воспоминания немецких писателей». И открывают эту публикацию «Годы в долг» — мемуарные заметки составителя помянутой книги, ведущего немецкого литературного критика и публициста Марселя Райх-Раницкого (1920–2013). 1930-е годы, Берлин. Нацисты буднично и методично сживают евреев со света. Перевод Ирины Алексеевой.
Герой воспоминаний Георга Хензеля (1923–1996) «Мешок на голове», давших название рубрике, принадлежит не к жертвам, а к большинству: он — рядовой член молодежных нацистских организаций. Но к семнадцати годам, благодаря запрещенным книгам, он окончательно сорвал «мешок» пропаганды с головы. Перевод Ольги Теремковой.
А писатель, журналист и историк Иоахим Фест (1926–2006) назвал свой очерк «Счастливые годы» потому, что такими, по его мнению, их делала «смесь семейного единения и сплоченности, идиллии, лишений и сопротивления…» Перевод Анны Торгашиной.
В воспоминаниях писателя и художника Гюнтера Кунерта (1929) с красноречивым названием «Мучение» передается гнетущая атмосфера страха и неопределенности, отличавшая детство автора, поскольку его мать — еврейка. Перевод Анны Торгашиной.
В «Упущенной возможности» писательница Барбара Кёниг (1925–2011) сожалеет и стыдится, что лишь ценой собственных невзгод дошел до нее, совсем юной девушки, ужас происходящего в Третьем рейхе: «Мне… не остается ничего, кроме жгучего восхищения теми, кто настолько чувствителен, что может опознать несправедливость даже тогда, когда она кажется „долгом“, и мужественен настолько, чтобы реагировать, даже когда напрямую это его не касается». Перевод Марины Ивановой.
Рубрика «Банальность зла». Отрывок из книги «В ГУЛАГе» — немецкого радиожурналиста военного времени Герхарда Никау (1923) о пребывании на Лубянке. Перевод Веры Менис.
Здесь же — главы из книги немецкого писателя и журналиста Алоиза Принца (1958) «Ханна Арендт, или Любовь к Миру» в переводе Ирины Щербаковой. Обстоятельства жизни выдающегося мыслителя, начиная со Второй мировой войны и до убийства Джона Кеннеди. В том числе — подробности работы Х. Арендт над циклом статей для «Нью-Йоркера», посвященных иерусалимскому процессу над Эйхманом, в которых и вводится понятие «банальности зла»: «у него нет глубины, в нем нет ничего демонического. Оно может уничтожить весь мир именно потому, что разрастается по поверхности, как гриб».
В разделе с язвительным названием «Бегство из рая» опубликованы главы из автобиографической книги нынешнего посла Германии в России Рюдигера фон Фрича (1953) «Штемпель в свободный мир» в переводе Михаила Рудницкого. Подлинная история о том, как два студента из ФРГ в 1974 году вывезли кружным путем на Запад по собственноручно изготовленным паспортам трех своих друзей и сверстников из ГДР.
В традиционной рубрике «БиблиофИЛ» — «Информация к размышлению. Non — fiction с Алексеем Михеевым». Речь идет о двух книгах: «О насилии» Ханны Арендт (последняя переводческая работа Григория Дашевского) и «Ханна Арендт, Мартин Хайдеггер. Письма 1925–1975 и другие свидетельства».
И в завершение номера — «Библиография: Немецкая литература на страницах „ИЛ“».
Москва – Берлин: история по памяти - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Во время купания мы наблюдали за необычными рыбами, плавающими меж круглых черных камней около берега. Хайнц вспомнил, что в детстве у меня среди прочих зверушек были рыбки. И он подумал: а не завести ли нам аквариум на время отдыха? Эта идея нас вдохновила, однако в Сочи ее трудновато было воплотить, потому что даже самые примитивные стеклянные емкости нигде не продавались. Хайнц, однако, разрешил проблему гениально. Он пошел к поварихе дома отдыха и выклянчил большую старую супницу, которая явно сохранилась еще с царских времен. И новая затея так увлекла нас, что мы забыли обо всем на свете. Нашими стараниями супница преобразилась, словно по волшебству в ней появилось миниатюрное морское дно с песочком, ракушками и разными камушками самых красивых форм и цветов. Затем началась охота. Сачком служил большой носовой платок. Перехитрить морских рыб было не так-то просто, но мы проявили терпение и упорство, не опускали руки при неудачах и в конце концов сумели изловить трех рыбешек. Когда рыбки благополучно привыкли к супнице и совсем освоились, мы гордо двинулись с нашей добычей через парк к дому Шаляпина. Сразу набежали любопытные, так как мы и раньше рассказывали о нашей задумке с аквариумом. Один человек сообщил нам, как эти рыбки называются, расхвалил богатство Черного моря и спросил нас, какова цель нашей затеи и не занимаемся ли мы зоологией. Мы честно ответили, что от зоологии далеки и хотим просто позабавиться; почтенный функционер покачал головой и отвернулся, пораженный таким ребячеством. В наш адрес посыпались колкости, звучали даже намеки, будто бы из-за несерьезности немецких коммунистов и провалилась тамошняя революция. Со временем, впрочем, в сочинском доме отдыха все вроде бы привыкли к тому, что мы были сами по себе и проводили время, как нам вздумается — во всяком случае, коллектив проявлял удивительное терпение. Позже я, конечно, поняла: тот факт, что мы иностранцы, был смягчающим обстоятельством. С точки зрения окружающих, мы просто не дозрели до того, чтобы приспособиться к их социалистическому образу жизни, уж слишком большое влияние оказывали на нас отсталые обычаи и нравы капиталистического строя, и попытки повлиять на нас представлялись им, вероятно, бессмысленными.
Но вот прозвучал долгожданный телефонный звонок, и вскоре за Хайнцем приехала машина. Он отправился в Мацесту, расположенную в нескольких километрах от Сочи. На холме, в огромном парке, тянувшемся до самого моря, стояла сталинская вилла. Всю вершину горы и, естественно, кусок побережья соответствующей величины отгородили от внешнего мира высокой стеной. Летняя резиденция генерального секретаря Коммунистической партии помимо сталинской виллы включала еще и несколько гостевых домиков, теннисный корт и даже купальню, в которую по длинным трубам подавалась серосодержащая вода из целебных источников Мацесты: делалось это для того, чтобы Сталин со своей сохнущей рукой, которая от ревматизма совсем ослабела и деформировалась, мог купаться отдельно от остальных отдыхающих. Во время летнего отдыха Сталина охраняло целое подразделение ГПУ, дома чекистов располагались у подножия холма за большими воротами, там же, где гаражи для многочисленных машин. Шофер, который вез Хайнца в Мацесту, принадлежал, разумеется, к тому же особому подразделению. Тем вечером мы с Перси напрасно прождали Хайнца. Только в четыре утра он вернулся в Сочи, и ему немалых трудов стоило добиться, чтобы его впустили в парк в это неурочное время. Надежно огороженную территорию нашего парка охранял сторож с заряженным ружьем, который никак не мог взять в толк, откуда можно явиться в Сочи посреди ночи. Только после долгих уговоров удалось убедить его, что Хайнц действительно живет в доме отдыха. Первый визит на горную виллу, где Сталин проводил отпуск с женой Надей Аллилуевой и обоими детьми, не оправдал ожиданий Хайнца. В этот вечер он оказался одним из множества гостей, которые много ели и еще больше пили; политическая беседа при таких обстоятельствах было невозможна. Зато он стал свидетелем удивительного случая. Гости уже собрались перед виллой, когда на террасу поднялся старый кавказец, которого Сталин сердечно поприветствовал. Затем Сталин представил его, как положено хозяину дома, остальным присутствующим:
— А это товарищ X., он однажды на меня покушался…
Все стоявшие вокруг изумились и непонимающим взглядом уставились на старика, а Сталин объяснил добродушным тоном, что этот гость не так давно затеял террористический заговор с одной-единственной целью — Сталина убить. Но благодаря бдительности ГПУ покушение не удалось, а несостоявшегося убийцу приговорили к смерти. Однако Сталин посчитал, что будет правильным помиловать этого старика, действовавшего в националистическом ослеплении, а чтобы тот почувствовал, что обида раз и навсегда забыта, пригласил его в гости сюда, в Мацесту… Пока Сталин все это рассказывал, старик стоял, опустив глаза, перед толпой гостей.
Мы с Перси хором выпалили:
— Ты думаешь, это действительно возможно?
Однако после первой непосредственной реакции мы втроем принялись подбирать аргументы, опровергавшие доводы здравого смысла. Мы убеждали друг друга, что Сталину доступна такая высота духа, к тому же могли сыграть роль и политические соображения, и быстро провели успокоительную историческую параллель с Лениным, который тоже помиловал покушавшуюся на него женщину [29] М. Бубер-Нойман ошибается: Фанни Каплан (партийная кличка — Дора) была расстреляна через несколько дней после покушения. (Прим. перев.)
. Конечно, сравнение хромало. Ведь если социал-революционерка Дора Каплан Ленина ранила, то в случае с покушением на Сталина до стрельбы дело не дошло. Но это существенное отличие ускользнуло от нас. Не стоит забывать, что на дворе стоял еще только 1932 год. После сталинской Большой Чистки и показательных процессов мое мнение об этой сцене в Мацесте полностью изменилось. Тот старый кавказец был всего-навсего несчастным, из которого ГПУ выбило ложные признания и которого Сталин избрал, чтобы продемонстрировать гостям, да и другим людям за пределами этого узкого круга, свое величие.
<���…>
Запасшись свертком с продуктами и прихватив различные «талоны», по которым в специальных местах давали горячие обеды, мы втроем отправились в путешествие. <���…> Когда мы прибыли в абхазскую столицу Сухум, там царила тропическая жара, и мы тащились по раскаленным улицам и площадям с пыльными пальмами. <���…> Нашей целью был знаменитый обезьяний питомник недалеко от города, который нам посоветовал посетить бывший руководитель заповедника Отто Юльевич Шмидт. О. Ю. Шмидт был хорошим другом Хайнца Ноймана. В конце двадцатых годов он был полярным исследователем и прославился после крушения ледокола «Челюскин» в 1934 году. В сухумском обезьяньем питомнике изучали прежде всего человекообразных обезьян. В большом вольере, который охватывал целый горный склон, поросший лесом, обезьянам создали почти естественные условия обитания. Естественно, из-за этого посетителям, которых водили по всему заповеднику по высокой и очень широкой стене, удавалось увидеть их лишь мельком. <���…>
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: