Раев Марк - Понять дореволюционную Россию. Государство и общество в Российской Империи

194

195

Встречи высших сановников и видных представителей литературы и искусства происходили постоянно. Все они принадлежали к одному и тому же светскому обществу, и, что еще важнее, все они считали, что им предстоит сыграть важную роль в конструктивном труде на благо страны - будь то в области экономики, управления или культурно-социального развития народа. Они делились информацией, мнениями, планами и идеями, критическими замечаниями и восторженными репликами. Литераторы, ученые и мыслители сталкивались с реальностями русской жизни и в то же время делились с высшими чиновниками и администраторами философскими идеями, нравственными понятиями, а также последними научными открытиями.

Взгляды на настоящее России, высказывавшиеся в салонах и кружках, и обсуждавшиеся здесь проекты относительно ее будущего расходились по стране, как круги по воде. Не только благодаря тому, что завсегдатаи этих кружков и салонов были в постоянном контакте с большим количеством людей в провинции и столицах, но и вследствие того, что литераторы излагали идеи и дискуссии в "толстых журналах", с жадностью читаемых всей империей. Короче говоря, несмотря на открытое официальное обуздание, как правительственные, так и культурные элиты сумели подготовить страну к тому времени, когда политика реформ станет возможной. Вопреки цензуре и надзору, царствование Николая I было одним из самых динамичных периодов русской умственной жизни - и именно тогда были заложены основы будущего влияния и первостепенной роли интеллигенции.

ПОМЕСТНОЕ ДВОРЯНСТВО

Форма, которую приняли отношения между правительственными и культурными верхами, а также создание профессиональной чиновничьей верхушки привели к последствиям, которые завершали довольно долгую эволюцию. Начиная с 1762 года, когда служба перестала быть обязательной, началось отдаление дворянства от государства, хотя служба все еще оставалась его основным занятием и главным центром притяжения. Это отдаление проявлялось чаще всего не в полном отказе от службы, а в преждевременной отставке. У вышедшего в

196

отставку и ставшего частным лицом дворянина появилась тенденция замыкаться в более или менее праздном "культурном" существовании, соответствовавшем тем интеллектуальным средствам, которыми он располагал. К концу XVIII века появился тип мелкого помещика, живущего в своем поместье и изредка навещающего губернский город ради выборов предводителя дворянства. Интересы такого помещика ограничивались сменой времен года, охотой и рыбной ловлей, выдачей замуж дочерей, отправлением сыновей в школу или на службу, наблюдением за дисциплиной крепостных. Наполеоновские войны, особенно вторжение 1812 года, побудили этих помещиков возобновить службу и против воли заставили их влиться в общий поток культурно-политической жизни столиц. Однако они возвращались к довоенному образу жизни - многие дворяне вернулись в свои края, к оставленным привычным занятиям. Тем не менее, они сохранили чувство принадлежности к служилому дворянству, считали себя представителями одного класса, отличающегося от других классов империи своими традиционными ценностями и интересами.

Это чувство солидарности, принадлежности к общему классу дворян было разрушено в правление Николая I. Причины тому многочисленны. Прежде всего, несмотря на малое число участников, восстание декабристов откололо от правительства часть дворянства и оживило старый призрак самодержавной тирании. Во-вторых, благодаря расширению производства зерна на юге и интенсификации экономической жизни в деревне и городах многие дворяне, жители динамически развивавшихся областей, соблазнились новыми занятиями и интересами. Возросшие ресурсы позволили им вести более интересную и напряженную культурную и светскую жизнь - в ущерб отношениям с establishment'ом. И, наконец, самым

197

важным фактором, по нашему мнению, было образование категории бедных профессиональных чиновников, для которых первостепенную роль играла служба и нравственный долг по отношению к народу, что отделило их от класса, из рядов которого они вышли. Общественные интересы и благоденствие страны и империи они считали главными. Этим они воплощали идеал Петра Великого и просвещенных абсолютных монархов, так как не представляли частных интересов одного класса или "сословия" и не служили им. В действительности, они были готовы пожертвовать или пренебречь интересами своего класса (а его связи с крепостничеством они стыдились) ради общего блага, как они себе его представляли. Это привело к расколу дворянства как класса, к нарастанию у дворян, живущих в своих поместьях, чувства отрезанности и изоляции от правительства, замкнутости в кругу своей семьи и своей губернии. Кроме того, среди помещиков средней руки укоренилось острое ощущение конфликта между несовместимыми интересами - более того, уверенность в том, что часть дворянства предала их ради государства. Конфликт между бюрократией и дворянством, подспудный и жестокий, как тот, что на короткий отрезок времени разгорелся в начале века (особенно по поводу реформ Сперанского), наложил свою печать на отношения между административным аппаратом и провинциальными дворянами, владеющими землею (и крепостными). Это означает, что реформы будут проводиться вопреки сопротивлению провинциального дворянства, что приведет к последствиям, к которым мы еще вернемся.

198

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

Что же было с интеллигенцией - этой группой дворянского происхождения, которая начала вырисовываться в конце XVIII века и нашла одну из форм своего выражения в декабристах? Все учебники подчеркивают первостепенную роль окончательно сформировавшейся в правление Николая I интеллигенции в идейном развитии России. Рисуемая традиционной историографией картина того времени впервые появилась в воспоминаниях А. Герцена - самого показательного и влиятельного представителя великого поколения интеллигенции три-дцатых-сороковых годов XIX века. Тем более, что спор славянофилов и западников господствовал на сцене русской общественной мысли не только при Николае, но вплоть до XX века. Пора, однако, напомнить несколько фактов, глубоко позабытых историками, которые едва ли не входили в роль апологетов, проповедуя ценности либеральной и радикальной интеллигенции XIX века.

199

При пристальном рассмотрении, с учетом духа отношений между бюрократией и миром образованных людей и литераторов, встает вопрос: много ли их было, и кто они были? Прежде всего, в сравнении с общей численностью не только населения, но и образованного дворянства они представляли ничтожное меньшинство. Их было поначалу едва десятка два молодых людей ("горячих дюжина голов", как хвастается Репетилов в "Горе от ума"), самое большее тридцать-сорок человек, если включить друзей и родных. Во-вторых, это меньшинство отказывалось от участия в деятельности establishment'а, не принимало ни частной производительной деятельности в провинции, ни государственной службы. Оно отказывалось принять правила игры правительства, которое желало бы сделать из него компетентную, профессиональную бюрократию. В действительности, представители этого меньшинства были последними из могикан просвещенного гражданского общества, выросшего при Александре I и попытавшегося играть активную роль в общественной деятельности после 1815 года. Так как ему было в этом отказано, оно замкнулось в умственной и социальной изоляции молодежных кружков, университетских и иных учебных заведений. Идейно-нравственная жизнь интеллигентов поколения Герцена проходила в рамках романтических кружков молодежи начала XIX века. Здесь они страстно обсуждали вопросы истории и самобытности России. Их главной заботой было осознать и выразить себя личностно и в качестве членов российского общества. Самосознание было для них необходимостью, как оно было необходимостью для членов кружка Андрея Тургенева в начале века. Эта необходимость была вызвана расстоянием, отделявшим их от предыдущего поколения - поколения их отцов, которые, по их мнению, в материальных и социальных условиях реакционной России, где царили крепостничество и административный произвол, не сумели сохранить ни своих этических идеалов, ни своей духовной свободы. Поиски самоопределения возможны лишь в защищающей от всякого внешнего вмешательства изоляции и при полном незнании подлинной деятельной жизни. Только в таких условиях можно отдаваться метафизическим рассуждениям и Schongeisterei в романтической традиции расплывчатого и мистического эстетизма, берущего свои истоки в натурфилософии.