Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Рано утром («Дорожный дневник» Коленкура указывает 3 часа, а дневник Кастелана – 5 утра [1326]) 28-го император в карете прибыл в Рыбки. Чуть позже вперед двинулся и авангард. Все походило на то, как это было в предшествующие дни. В голове авангарда Мюрата шла легкокавалерийская дивизия, перед которой двигался эскадрон, предшествуемый одним пелотоном и несколькими застрельщиками. Вскоре, возле Семлева, выстрелы тиральеров объявили о столкновении с русскими, и колонны тотчас же развернулись в многочисленные линии. Еще через какое-то время стала видна неприятельская легкая артиллерийская батарея, за которой стояли ряды кавалерии. Французы развернули свои орудия. Начались канонада и кавалерийские атаки [1327].

Утром 28-го Платов, которого накануне отстранили от командования арьергардом и назначили вместо него генерал-лейтенанта П. П. Коновницына, быстро оставил Семлево, отошел к Полянову, а затем и еще дальше – к Вязьме. Сиверс, не извещенный об отступлении центрального арьергарда, продолжал еще некоторое время держаться на прежней позиции. Крейц, под давлением войск Богарне, ведя непрерывный бой, отступал к Вязьме. Основные силы русской 1-й Западной армии отходят от Вязьмы к с. Федоровскому, а 2-й – к с. Максимовка.

Наполеон оставался в Рыбках до 2 часов пополудни. Скорее всего здесь (но не исключено, что в Семлеве) в его присутствии произошла крупная ссора между Мюратом и Даву. Неаполитанский король ставил в вину маршалу Даву, что его пехота не прибыла вовремя на помощь кавалерии, заставив и так измотанную конницу взять на себя всю тяжесть боя с русским арьергардом [1328].

В 2 часа дня император сел верхом на коня и двинулся вперед вдоль Московской дороги. Дюмонсо, офицер гвардейских шеволежеров, вспоминал, как войска, завидев Наполеона, закричали: «На Москву, на Москву!» В течение оставшегося дня Наполеон двигался на фланге идущей по дороге колонны войск и к 9 вечера остановился в трех лье, не доходя до Вязьмы, где в стороне от дороги на холме были раскинуты палатки его Главной квартиры [1329].

Вечером подул ветер, поднялась пыль, а ночью пошел дождь [1330]. Все три колонны главных сил Великой армии приблизились к Вязьме вплотную и готовились рано утром 29-го вступить в город [1331].

В 5 утра, когда в Вязьме оставались только казачьи патрули, туда ворвалась французская кавалерия во главе с комендантом Главной квартиры О. Коленкуром [1332]. Коленкур еще смог увидеть, как отходившие казаки зажигали горючие материалы в различных местах, пытаясь уничтожить оставшиеся склады. Французы бросились тушить пожары. Два батальона 25-го линейного из дивизии Компана специально были отряжены для этого дела. Благодаря предпринятым мерам солдаты спасли некоторые запасы зерна, муки, соленой рыбы и водки [1333]. Находясь на высотах перед городом, Наполеон отдал ряд приказов. Они как касались обеспечения коммуникаций от Смоленска, так и содержали требования к Богарне, Даву и Мюрату продолжать теснить неприятеля уже за Вязьмой [1334].

Наполеон въехал в Вязьму в час пополудни 29-го, когда все пожары были уже потушены, а оставшиеся дома уже несколько часов как подвергались разграблению. Император, видя вокруг себя страшный беспорядок и заметив группу мародерствующих солдат, в бешенстве направил на них своего скакуна Эмира, стегая их стеком и расшвыривая. Одного из солдат он схватил и приказал подскакавшему эскорту немедленно его расстрелять [1335].

Наполеон был еще на лошади, когда к нему подъехал начальник штаба Мюрата Бельяр и сообщил, что сразу за Вязьмой неприятель, заняв хорошую позицию, возможно, изготавливается к битве. Император немедленно переехал через р. Вязьму, которая пересекала город, и проехал вперед по дороге на Москву, где авангард уже сбил русские арьергардные части и заставил их отступить дальше, в сторону с. Фёдоровского. Из отчета генерала Бельяра следовало, что Мюрат и Даву не только никак не могли добиться должной координации в действиях пехоты и кавалерии, но в решающий момент чуть было не передрались друг с другом. Мюрат, чья кавалерия еще утром вступила в дело, потребовал от Даву поддержки со стороны пехоты. Не дождавшись ее, Неаполитанский король сам стал во главе частей 1-го армейского корпуса и двинул их вперед. Тогда Даву бросился наперерез, остановил пехоту и прямо перед строем стал порицать Мюрата за его действия, а затем приказал генералам не повиноваться Неаполитанскому королю. Мюрат был взбешен! Возмущению Наполеона, узнавшему об инциденте, тоже не было предела. По его мнению, Даву не только забыл о дисциплине, но и нарушил основные принципы имперской иерархии, позволяя себе третировать зятя императора! Бертье было поручено подготовить приказ о передаче 5-й пехотной дивизии Компана, которая являлась предметом стычки военачальников, под командование Мюрата [1336].

В 7.30 вечера император возвратился в город [1337]. Он устроился в большом пустующем доме (возможно, что дом находился где-то рядом с городом). С задней стороны дома был ухоженный сад, в глубине которого стояла небольшая элегантная ротонда с колоннами, представлявшая копию некоего греческого храма [1338]. Возможно, именно здесь император и набросал письмо Марии-Луизе, помеченное 29 августа. Он написал, что получил от нее письмо от 14-го, из которого увидел, что маленький король уже избавился от простуды. Он сожалел, что Марии-Луизе это доставило беспокойство, но радовался, что все так быстро и благополучно закончилось. Он просил как можно скорее сообщить, что мальчик уже полностью здоров. О своих делах писал кратко. Писал, что они идут хорошо и что дождь, который был прошлой ночью, наконец-то «прибил» пыль, которая очень всех раздражала [1339]. От размышлений о доме Наполеон возвратился к военным делам. Он был обеспокоен за свои тылы и фланги и поэтому торопил прибытие резервов в Ковно и Смоленск, а своего тестя, австрийского императора Франца, просил увеличить корпус Шварценберга на 3 тыс. кавалерии и 6 тыс. пехоты [1340]. Недавние надежды на то, что враг остановится у Вязьмы, будет разбит и очистит дорогу на Москву, не сбылись. Жесткий и несправедливый выговор, который император сделал днем 29-го Даву за отказ поддержать Мюрата, во многом был связан с раздражением, которое Наполеон испытал из-за невозможности навязать неприятелю сражение как можно скорее. Правда, была и обнадеживающая весть: стали поступать сведения о том, что главнокомандующим русскими армиями назначен М. И. Кутузов и что еще 28-го он вступил в командование [1341]. Эти перемены могли свидетельствовать только о том, что русская армия должна была со дня на день переменить свою тактику и наконец-то дать сражение. Наполеон был полон решимости как можно быстрее идти к Москве, наседая на врага и вынуждая его к битве. Погода и русский климат, казалось, более не волновали Наполеона. «Идет небольшой дождь, который “прибил” большую пыль, мешавшую армии, – говорилось в 16-м бюллетене, продиктованном в Вязьме, скорее всего, самим Наполеоном. – Погода сейчас очень хорошая, говорят, что она продержится до 10 октября, то есть еще 40 дней кампании» [1342].