Сара Камерон - Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Советское руководство испытывало сильнейшую паранойю в связи с беспорядками в Синьцзяне и все больше утверждалось во мнении, что люди, переходившие границу, были не беженцами, а мятежниками. Доклады сотрудников ОГПУ, отправленные в январе 1931 года Льву Карахану, советскому послу в Китае и заместителю наркома иностранных дел, подробно описывали воображаемые повстанческие организации вблизи границы: «Банды эти были тщательно организованы. Имели своих организаторов, связаны были с отдельными лицами из низовой администрации… Вели агитацию за уход в Китай среди жителей советской пограничной зоны, обещая содействие уходу и устройству их на китайской территории» 712 712 АПРК. Ф. 141. Оп. 1. Д. 4577. Л. 1. .

К марту 1931 года, за несколько месяцев до японского вторжения в Маньчжурию, страх перед иностранными агентами в Казахстане достиг верхнего слоя партийной бюрократии. Голощёкин и Элиава, заместитель наркома внешней торговли, предупреждали Сталина и Молотова, что дипломатическое и торговое представительства СССР в Синьцзяне, «засоренные чуждым разложившимся элементом» и «переплетенные с русскими белогвардейцами», помогают китайскому правительству организовать бегство из Казахстана. Немало вражеских агентов, считали Голощёкин и Элиава, находится и в рядах советских пограничников на китайско-казахстанской границе. Причем за вмешательством в дела Казахстана стоит не только Китай: «По имеющимся сведениям, Нанкин в последний период усиливает нажим на Синь-цьзянскую провинцию, все более подчиняя ее своему влиянию, а стоящие за спиной Нанкина англичане проявляют большой политический и торговый интерес к Синь-цьзяну» 713 713 Там же. Л. 62. . Доклад Элиавы и Голощёкина показывает, что советское руководство пристально следило за событиями в Синьцзяне. Попытки нанкинского правительства установить более плотный контроль над провинцией, означавший проникновение туда англичан, воспринимались как вмешательство во внутренние дела СССР.

Возвращение к тематике Большой игры привело к тому, что советскому руководству начали повсюду мерещиться двойные агенты и иностранные шпионы. После тревоги, связанной с «агентами», которые, как сообщалось, вели тайные переговоры с китайским консульством в Алма-Ате, было приказано пользоваться каналами ОГПУ для всей официальной корреспонденции 714 714 ГААО. Ф. 173. Оп. 4. Д. 9. Л. 3. . В «Казакстанской правде», главной русскоязычной газете республики, звучали опасения, что англичане или даже японцы строят планы вторжения в Советский Союз через Синьцзян 715 715 См., например: Англо-японское соперничество в Синьцзяне // Казакстанская правда. 1933. 16 апреля; Идет подготовка к империалистическому захвату Средней Азии // Там же. 20 августа. . Проницаемость границы приводила советское руководство в ужас, и за каждым пограничным инцидентом ему виделась работа иностранных эмиссаров.

Дипломатическая переписка 1930 и 1931 годов между китайскими чиновниками Илийской долины и консульством СССР в Кульдже показывает, как страхи советского руководства перед восстаниями и иностранным вмешательством привели к международному конфликту. В 1930 году, когда поток беженцев из Казахстана начал истощать ресурсы Китая, судьба беженцев и безопасность китайско-казахстанской границы стали предметом острой дискуссии между советским консульством и китайскими дипломатами. Иммигранты продолжали прибывать, и китайцы сообщали, что из-за катастрофического положения Казахстана число беженцев чрезмерно велико – настолько, что эффективно охранять границы Синьцзяна просто невозможно. Беглецы-казахи, стараясь миновать советских пограничников, выбирали «разные мелкие тропинки», которые сложно было контролировать, или по нескольку недель держали под наблюдением высокогорные базовые лагеря, следя за пограничными патрулями, а когда патруль проходил дальше, пересекали границу 716 716 АПРК. Ф. 141. Оп. 1. Д. 4577. Л. 2. Один из примеров подобного выслеживания и погони описан в кн.: Shayakhmetov М. The Silent Steppe. P. 41–43. .

Китайские дипломаты направили в советское консульство в Кульдже целый ряд гневных писем, обвиняя СССР в нарушении порядка и безопасности в регионе. Советские пограничники в Казахстане, будучи не способны остановить поток беженцев или преградить путь контрреволюционной угрозе из-за границы, начали осуществлять вооруженные рейды на китайскую территорию, где, согласно китайским докладам, они прибегали к «жесточайшим мерам», расстреливая беженцев, конфискуя скот и грабя трупы. Одна кровавая схватка произошла после того, как советские пограничники перешли в Синьцзян, преследуя отряд из 200–300 человек 717 717 Там же. Л. 4–5. . В другом случае пастух-кочевник сообщил китайским пограничникам о массовом захоронении в пустыне вблизи советской границы. При изучении этого захоронения были найдены тела более чем полусотни беженцев-казахов, взрослых и детей, а также восемь дохлых лошадей. Расследование показало, что все они умерли от ран, нанесенных огнестрельным оружием или саблями 718 718 АПРК. Ф. 141. Оп. 1. Д. 4577. Л. 8. .

Китайцы выступили с протестом, назвав советские рейды в Синьцзян нарушением «международного права» и «китайского суверенитета» и предупредив, что такие рейды несут угрозу для «дружеских отношений» соседних стран: «Если бы только наша пограничная охрана, услышав звуки выстрелов, открыла бы ответный огонь и возник бы большой пограничный конфликт, то ответственность за этот конфликт, ясно каждому, легла бы на советскую сторону» 719 719 Там же. . Угрозу эти рейды несли и для коренного населения Синьцзяна, которое, как сообщали китайские власти, в ужасе бежало с пограничных территорий, бросив свои юрты и имущество. Советские же дипломаты, продолжали китайцы, упрямы – они требуют выдачи беженцев и скота, а сами не хотят вернуться в Синьцзян и забрать тела тех, кого они убили 720 720 Там же. Л. 6. . Впрочем, синьцзянские власти не прекращали сотрудничества с Советским Союзом: в частности, весной 1930 года более 2 тысяч человек были выданы СССР 721 721 Там же. Л. 2. Талас Омарбеков, опираясь на материалы архивов госбезопасности в Казахстане, проделал значительную работу по китайско-советским программам экстрадиции из Синьцзяна в 1930-е годы. По его мнению, работа с беженцами была дополнительно затруднена из-за отказа советских властей принимать тех, кто считался баями, кулаками и иными представителями контрреволюции. См.: Омарбеков Т. Қазақстан тарихының ХХ ғасырдағы өзекті мәселелері. С. 284. Начиная с 1946 года советская власть вновь прилагала усилия к возвращению беженцев, эмигрировавших в годы голода и проживавших в Синьцзяне: она раздавала советское гражданство и паспорта, при этом отказавшись от характерной для 1930-х годов тщательной проверки, кто возвращается (баи или бедняки). К концу 1956 года более 150 тысяч казахов вернулись в Казахстан в рамках этой программы. См.: Под грифом секретности. С. 10. См. также: Adams B.F. Reemigration from Western China to the USSR, 1954–1962 // Migration, Homeland, and Belonging in Eurasia / Eds. C.J. Buckley, B.A. Ruble. Washington, DC, 2008. Р. 183–203. .