Сара Камерон - Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Показателем проблем, с которыми советская власть столкнулась в попытках трансформировать засушливую казахскую степь, стало то, что в октябре 1932 года ведущие московские руководители задались вопросом, не являются ли сезонные миграции наилучшим способом выпаса казахских стад. Эти мысли решительно шли вразрез с прежним подходом, предполагавшим создание громадных и неподвижных совхозов. В письме к Сталину Рыскулов выражал сомнение, правильно ли было сосредотачиваться на поиске корма для находящегося в стойле скота, когда республика располагает «огромными естественными пастбищными богатствами» для пропитания животных. Если бы партия обратила внимание на «климатические и природные особенности в Казахстане», говорил Рыскулов, эти пастбища позволили бы увеличить количество скота в республике. Он приводил в пример сезонные изменения на юге Казахстана: в зимние месяцы скот прекрасно чувствует себя в низинах, но летом эти же самые пастбища становятся непереносимо жаркими. Трава, которой питаются животные, не выдерживает жары, а сами животные страдают от укусов насекомых. Рыскулов отмечал, что если перегонять скот на горные пастбища летом, а затем, в зимние месяцы, возвращаться с ним в низины, это позволит эффективно использовать особенности климата республики 877 877 РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 670. Л. 11–14 об. // Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 508. .

После голода действительно стали прибегать к сезонным миграциям как к средству выпаса скота. В годы Второй мировой войны московское руководство эвакуировало значительное количество скота из прифронтовой полосы в степь, и колхозники пасли этих животных, используя старинные казахские маршруты миграций 878 878 Балакаев Т.Б. Колхозное крестьянство Казахстана в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Алма-Ата, 1971. . В 1950-е годы в некоторых частях республики партия взяла на вооружение «отгонное хозяйство», что позволило увеличить стада. Отказавшись от прежнего упора на строительство постоянного жилья «европейского типа», партия теперь восхваляла юрты как лучший вид жилища, самый подходящий для некоторых областей Степи 879 879 Корбе О.А. Культура и быт казахского колхозного аула (к 30-летию Казахской ССР) // Советская этнография. 1950. № 4. С. 75. . Пастухи по-прежнему осуществляли сезонные миграции верхом, но теперь власть оказывала им техническую поддержку, предоставляя трактора для перевозки более тяжелых грузов, а также грузовики, снабжавшие пищей отдаленные регионы. Чтобы наилучшим образом задействовать ландшафт, пастухи иногда пересекали границы, используя пастбища в Киргизии или Узбекистане 880 880 Robinson S., Milner-Gulland E.J. Contraction in Livestock Mobility Resulting from State Farm Reorganization // Prospects for Pastoralism in Kazakstan and Turkmenistan. P. 133. .

Но все это не было возрождением кочевого скотоводства. Речь шла скорее об окончательной его профанации. Практики кочевой жизни получили новые, идеологически выдержанные имена: руководители сезонных миграций, прежде аксакалы, звались теперь «специалистами», а кочевые лагеря, прежде аулы, стали «бригадами» 881 881 Корбе О.А. Культура и быт казахского колхозного аула. C. 67–91. . Число казахов, задействованных в сезонных миграциях, тоже было невелико – видимо, не более 100 тысяч человек 882 882 По данным Всесоюзной переписи 1959 года, в Советском Союзе было 753 615 «пастухов, гуртоправов и чабанов». См.: Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. СССР. М., 1962. С. 161–166 (табл. 47: Распределение населения по занятиям в 1939 и 1959 гг.); Bacon Е.Е. Central Asians under Russian Rule. Ithaca, 1966. Р. 120. . Большинство казахов, переживших голод, обнаружили, что их прежний образ жизни полностью уничтожен. Тёкен Бекмагамбетов (Төкен Бекмағамбетов), покинувший родной аул и ставший свидетелем смерти отца и бабушки от голода, вернулся домой и обнаружил, что его аул пуст. Берега реки были усеяны человеческими костями, а покинутые юрты начали гнить 883 883 Колхоз орнағаннан соң // Қызылдар қырғыны. С. 83. . Сельская местность лежала в руинах, и некоторые казахи бежали в город, тем самым способствуя быстрому росту урбанизации в республике 884 884 В 1926 году в городах жило всего 2% казахов, а к 1939 году – уже 16%. С 1926 по 1939 год показатели урбанизации в Казахстане в целом выросли с 9 до 28% – сильнее, чем в большинстве регионов СССР. См.: Kaiser R.J. The Geography of Nationalism in Russia and the USSR. Princeton, 1994. Р. 122. .

Особенно страшный удар пришелся на Центральный Казахстан, включавший в себя Голодную степь. В декабре 1933 года Мирзоян писал Сталину: «Когда-то Центральный Казахстан был основным местом казахского скотоводства, но теперь этот район, в силу малочисленности населения и отсутствия скота, пришел в упадок и [его ресурсы] не используются» 885 885 АПРК. Ф. 141. Оп. 1. Д. 5828. Л. 81–85 // Левон Мирзоян в Казахстане. С. 63. . Хотя подсчет числа жертв казахского голода до сих пор ждет своего полного демографического исследования (в отличие от украинского голода, пока еще не было попыток всеобъемлющего изучения смертности в ходе казахского бедствия на областном или районном уровне), тем не менее вероятно, что самым пострадавшим был именно этот регион, где издавна пасли свои стада казахи Среднего жуза 886 886 Дальнейшее исследование смертности от казахского голода осложняется рядом факторов. Бегство казахов было куда более масштабным, чем перемещение любых других беженцев от голода в СССР, и для точного подсчета показателей смертности необходима тщательная работа с данными о населении в иных советских республиках, а также в Синьцзяне, где первая перепись была проведена лишь в 1953 году. Некоторые казахстанские ученые также утверждают, что в ходе советской переписи 1926 года, представлявшей собой первую попытку систематически подсчитать степных кочевников, численность казахского населения республики была занижена. Вспоминая внезапный приказ 1916 года о призыве в армию, некоторые казахи старались избежать переписи (Талас Омарбеков, личный разговор с автором). Наконец, система регистрации важнейших статистических данных, включающая ежегодную рождаемость и смертность, необходимая для точного подсчета смертей от голода, во второй половине 1920-х годов находилась в Казахстане еще в зачаточном состоянии. О недавних попытках подсчитать смертность на Украине см.: Plokhy S. Mapping the Great Famine. http://gis.huri.harvard.edu/images/pdf/MappingGreatUkrainianFamine.pdf. . Казахи, пережившие голод в других частях республики, вспоминают толпы беженцев, приходивших из Центрального Казахстана. Эти беженцы были обнищавшими до крайности, и некоторых из них издевательски называли людоедами 887 887 См.: Асанбаев Д. Көш соңында көз бұлдырап // Қызылдар қырғыны. C. 19; Сәүлебекұлы Д. Бастан қалай өткiздiкi // Там же. C. 196; Nurtazina N., ed. Great Famine of 1931–1933 in Kazakhstan. P. 124–125. . В годы, последовавшие за голодом, выросло население южных регионов республики – как из-за прибытия беженцев, так и из-за стремления властей переместить людей на юг для развития хлопчатобумажной промышленности 888 888 См., например, план поселить 13 тысяч домохозяйств беженцев в Южно-Казахстанской области: ЦГАРК. Ф. 30. Оп. 6. Д. 227. Л. 85 (Протокол заседания Президиума Южно-Казахстанского областного исполнительного комитета, 4 апреля 1933 г.). .