Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

Военный комиссар Жак Мио оставил нам в своих «Мемуарах» [67] J. Miot, Mémoires pour servir à l'histoire des expéditions en Égypte et en Syrie , p. 181. живое описание этой чреды подвигов в местах с памятными названиями: Кана, Назарет, гора Фавор... Слово «подвиг» не является здесь преувеличением, ибо сам Шатобриан в «Замогильных записках» восклицает: «Здесь, где творилось столько чудес, Клебер и Мюрат заставили вспомнить о доблестных деяниях Танкреда и Ринальда: они, рассеяв племена сирийцев, захватили лагерь дамасского паши. Они бросили взгляд на Иордан, на Галилейское море и овладели древней Ветилуей» [68] Mémoires d'outre-tombe , éd. Levaillant , t. II, p. 353. .

Но подвигов было недостаточно, чтобы овладеть Сен-Жан-д'Акром. Получая припасы от англичан, цитадель сопротивлялась атакам французской армии, чьи потери уже принимали угрожающий размах. Решение снять осаду вызрело окончательно к 20 мая. Если Бонапарт ранее мечтал овладеть Константинополем, ныне он вынужден поворотить вспять. Бертье отдает приказ двинуться в путь: «Кавалерия генерала Мюрата встанет за небольшой речкой лицом к Сен-Жан-д'Акру. Она займет эту позицию к 8 часам вечера. Генерал Мюрат расставит посты по реке вплоть до мельницы у Кердама и в тот же час вышлет около сотни конников, которые растянутся в пятидесяти шагах перед нынешним лагерем генерала Ренье, с его правого фланга. Этой сотне кавалеристов надлежит следовать за всеми передвижениями дивизии генерала Клебера. Генерал Мюрат вместе со своей кавалерией тронется с места и начнет снимать посты не ранее одиннадцати вечера» [69] C. de la Jonquière , op. cit ., p. 540. .

От Мио до Деженетта, от Лавалетта до Бурьенна, от Догеро до Мийе — все свидетельствуют о той деморализующей атмосфере, в какой проходило отступление; армия брела пешком, так как лошадей отдали раненым.

На подходе к Каиру Мюрату опять поручаются ставшие для него привычными карательные миссии: так, 11 июня он казнит каждого десятого в селении Джезира-эль-Били, жители которого повели себя дурно в отсутствие Бонапарта.

Бонапарту же по возвращении в египетскую столицу (14 июля) некогда даже дух перевести. Он едва успел распределить кавалерию армии по двум бригадам (Даву получил 22-й егерский, 15-й и 20-й драгунские полки; Мюрат — 7-й гусарский, 3-й и 14-й драгунские), как нужно вновь предпринимать наступательные действия. Еще 11 июля Мармон предупредил Бонапарта, что, как и предвиделось, вражеский флот появился в виду Александрии.

Мюрат получает приказ как можно быстрее прибыть в Гизех (Эль-Гизу), в распоряжение Бонапарта. Французские силы стягиваются к Рахмании. Однако турки высаживаются у Абукира, и Мармон не может воспрепятствовать их высадке. Мюрату поручено сделать несколько разведывательных рейдов, чтобы разузнать о силах противника.

Турецкая армия, сойдя с кораблей, осталась в обороне, несмотря на свою внушительную численность. А значит, нужно ее атаковать — таково решение Бонапарта. И снова Мюрат принимает командование авангардом.

Существует версия, по которой Бонапарт в ночь с 24 на 25 июля вызвал к себе Мюрата. Как рассказывает Мио, «они стали беседовать о сражении, намеченном на следующее утро, и среди прочего Бонапарт воскликнул: «От этого сражения зависят судьбы мира!» Генерал Мюрат, удивившись, поскольку его собственные мысли не уносились так далеко и ограничивались важностью того, что произойдет с восходом солнца, отвечал: «Ну, по крайней мере — судьба армии. Но будьте уверены, мой генерал, здесь нет ни единого солдата, кто бы не чувствовал необходимости победить, и мы победим. У противника нет кавалерии, наши кавалеристы — храбрецы, и я могу поклясться: если пехоте приходится бежать от кавалерии, то уж туркам не устоять от натиска моих молодцов» [70] J. Miot, Mémoires … op. cit. , p. 258. .

И он сдержал обещание. Донесение Бертье знакомит нас с той решающей ролью, что выпала Мюрату в сражении: «Генерал Мюрат не упускал ни одного движения противника; он командовал авангардом, постоянно появлялся у стрелков и проявлял в этот день столько же хладнокровия, сколько таланта; наконец, он вовремя воспользовался броском на редут батальонов 22-го полка легкой кавалерии и 69-го полка генерала Ланна и послал небольшой отряд, который в атаке пересек все укрепления противника вплоть до рва форта Абукир. Наступление было настолько дерзновенно и своевременно, что к моменту взятия редута этот эскадрон уже занял позицию, отрезавшую противнику путь к отступлению в сторону форта. Объятое ужа сом, вражеское войско в полнейшем беспорядке отступает, но везде его солдаты натыкаются на смертоносные штыки» [71] C. de la Jonquière , op. cit ., t. V, p. 413. . По некоторым версиям, именно Мюрат собственноручно взял в плен главнокомандующего турецкой армией Мустафа-пашу. «В то мгновение, когда французский генерал приблизился, чтобы арестовать его, Мустафа выстрелил в него из пистолета; пуля прошла над нижней челюстью, но рана оказалась весьма легкой. Ударом сабли Мюрат отсек ему два пальца на правой руке и, приказав двум солдатам схватить его, отослал пленника в штаб-квартиру армии» [72] P. Martin, Histoire de l'expédition française en Égypte , t. I, p. 389. .

В письме к отцу от 28 июля Мюрат упоминает об этой ране: «Спешу сообщить вам, что некий турок — а турки обычно не блещут галантностью — был так мил, что пробил мне челюсть пистолетной пулей. Это был во всех отношениях уникальный и чрезвычайно счастливый для меня случай, так как пуля, войдя у уха с одной стороны, вышла прямо с противоположной, притом не потревожив ни челюсть, ни язык, и не выбила ни одного зуба. Меня уверили, что я отнюдь не буду обезображен. Сообщите же нашим прелестницам — если таковые еще существуют, — что Мюрат, несколько утратив красоту, все так же отважен в любви. Мне оставили надежду, что через две недели я буду совершенно здоров и годен к службе» [73] Lettres et documents … op.cit ., t. I, p. 26. .

В качестве награды за столь полезную для дела храбрость Бонапарт дарит бригаде Мюрата два орудия, захваченных у противника, и представляет ее командующего к чину дивизионного генерала. Мюрат становится центром внимания, вызывая уважение и зависть военных и гражданского населения. Даже в хронике Накула-эль-Тюрка можно найти отзвуки его известности.

Мюрат просто передал другим фразу, сказанную Бонапартом накануне Абукира («От этого сражения зависят судьбы мира»), не вникая в ее смысл. Главнокомандующий помышлял уже о возвращении во Францию, в то время как Мюрат не имел в мыслях ничего иного, кроме новых атак против турок. Оставалось выбрать подходящий момент для возвращения.

Вечером 17 августа 1799 года Бонапарт получает письмо от Гантома с сообщением, что вражеские суда перестали крейсировать близ Александрии и Абукира. 19 и 20 августа принимаются некоторые крайне важные решения. 21 числа Мюрату приказано отплыть во Францию. В спешке он ставит об этом в известность Дюгуа, под началом которого служил, и препоручает ему расплатиться с оставляемыми им должниками [74] Ibid ., p. 28. . На следующий день Бонапарт официально уведомляет Клебера, что возлагает на него командование армией. С собой, кроме Монжа и Бертолле, берет лишь горстку преданных ему людей, среди которых Бертье, Ланн, Мармон и Мюрат. А это значит, что последний полностью обрел доверие своего предводителя, поколебленное во время стояния у Мальты. Тут только он поймет смысл слов, сказанных в ночь перед сражением под Абукиром, и более чем когда-либо ему станет ясно, что дальнейшая его карьера связана с успехами главнокомандующего Египетской армией.