Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

Меж тем снаружи Мюрат, Леклерк и Серюрье развивают бурную деятельность. Они внушают солдатам: «Депутаты хотели убить вашего генерала!» Тут же появляется Люсьен Бонапарт и обращается с речью к гренадерам, составляющим охрану Законодательного корпуса: «Президент Совета Пятисот заявляет вам, что подавляющее большинство членов этого совета в данную минуту терроризируют несколько депутатов, вооруженных кинжалами; они штурмуют трибуну, грозят смертью своим сотоварищам и испускают самые непозволительные выкрики. Я имею вам сообщить, что эти дерзкие разбойники, без всякого сомнения — английские наймиты; они восстали против решения Совета Старейшин и осмелились потребовать не более и не менее как объявить вне закона генерала, на коего возложено исполнение этого декрета. Я заявляю, что эта кучка оголтелых людей сама поставила себя вне закона своим покушением на свободу Совета. <...> Я доверяю воинам заботу об освобождении большинства народных представителей... Генералы и вы, солдаты, и все граждане, которых я вижу здесь, вы должны признать законодателями, достойными Франции, лишь тех, кто сейчас выйдет со мной. Остальных же, дерзнувших остаться в Оранжерее, вам придется выдворить силой!» [78] Ibid ., p. 386.

Гренадеры почувствовали, как на них напирают солдаты Лефевра, подошедшие к Сен-Клу; их ряды дрогнули, однако их еще удерживало почтение к законодателям и законности. Но внезапно офицеры выхватили сабли, барабаны дали сигнал к атаке. Это появился Мюрат во главе колонны гренадеров, которых он собрал вокруг себя. Он велит им атаковать здание, они выбивают двери; под оскорбительные выкрики депутатов Мюрат направляется к трибуне и громогласно возвещает: «Граждане, вы распущены!» Слова о роспуске подхватывают окружающие его офицеры, а барабанная дробь перекрывает крики депутатов. Новая группа гренадеров под командой Леклерка подходит к Мюрату. «Гренадеры, вперед!» — восклицает один из офицеров, а Мюрат выражается прямее: «Ну-ка, выметите эту шушеру отсюда!» Штыки быстро сводят на нет робкое сопротивление народных избранников.

В перевороте 18 брюмера Мюрат сыграл решающую роль. Еще миг колебаний, как 13 вандемьера, — и все было бы потеряно. Он сумел увлечь за собой гренадеров, несколько смущенных оттого, что народные представители еще внушали им уважение, хоть и не безусловное. С помощью солдатских штыков он обратил в бегство противников заговора, несмотря на угрозы объявить бунтовщиков вне закона. Он пошел в атаку, словно на поле боя, и его вылазка, подкрепленная усилиями Лефевра и Леклерка, решила дело, в то время как верховный стратег операции ограничился тем, что в истерическом отчаянии расцарапывал себе ногтями физиономию.

Однако Бонапарт быстро взял себя в руки. Парадоксально то, что благодаря этому незапланированному вмешательству солдат он стал истинным хозяином положения, отодвинув Сиейеса на второстепенную роль.

Час воздаяний пробил 30 ноября 1799 года. Мюрат получил звание главнокомандующего и инспектора консульской гвардии. Его ожидало и большее: рука Каролины, сестры Первого Консула. Таким образом он сделался членом семьи Бонапарта.

В первый раз Мюрат встретил свою будущую жену в Момбелло. Мария-Аннунциата Бонапарт родилась в Аяччо 25 марта 1782 года; Наполеон заставил ее принять новое имя — Каролина, как поговаривают, в память о девушке из Валенсии, в которую он был влюблен. Новоиспеченная Каролина разделила с семейством все тяготы жизни сначала на Корсике, а потом на юге Европы. «Насколько позволяли ей юные годы, она помогала матери и сестрам в повседневных заботах скудного семейного обихода. Среди всей этой мелочной суеты не оставалось времени и места для обучения и воспитания; впрочем, синьора Летания и не могла бы их дать, поскольку сама обладала этими достоинствами отнюдь не в избытке, о чем более чем красноречиво свидетельствует жизнь ее троих дочерей» [79] J. Turouan, Caroline sœur de Napoléon , p. 8. .

После Вандемьера резкий взлет карьеры их брата позволил девицам Бонапарт выйти из неизвестности и нужды, на какую, казалось, они были обречены.

В конце мая 1797 года м-м Бонапарт отправилась в Италию, не убоявшись неудобств путешествия. Она желала убедить главнокомандующего Итальянской армии в необходимости выдать одну из дочерей, Элизу, за малозначащего корсиканского офицера Баччоки, не имевшего особых видов на будущее. Мать встретилась с сыном в Момбелло 1 июня. Элиза, Полина и Каролина прибыли вместе с ней. Именно там было окончательно решено выдать Полину замуж за Леклерка и Элизу за Баччоки.

В этом замке в окрестностях Милана, некогда принадлежавшем семейству Арконати, посланники, итальянские политические деятели и французские генералы образовали вокруг Бонапарта нечто вроде королевского двора. Вскоре Каролина быстро заставила многих обратить на себя внимание. Она была тогда в полном расцвете своих пятнадцати лет: «Прекрасные руки, изящные маленькие кисти невероятной белизны, миниатюрные ножки, — ножки ritondotti [80] Округлые ( ит .). ( Примеч. пер .) , ослепительная кожа, красивые зубы, белоснежные, хотя чуть полноватые плечи и талия, обещавшая с годами округлиться...» [81] J. Lucas-Dubreton, Murat , op. cit ., p. 26. — так рисовали ее портрет. [Что до замечания относительно талии, это в ту пору не считалось недостатком: вспомним хотя бы «Ламьель» Стендаля.] Она была бойка, жизнерадостна, соблазнительна... Почему она позволила себе увлечься Иоахимом, выделив его из круга других молодых офицеров? Тайны сердца всегда — увы!— ускользают от бдительного ока историков в отличие от действия экономических или социальных причин. Представляется, что молодые люди почти тотчас воспылали друг к другу истинным чувством; может быть, именно поэтому Бонапарт, дабы спасти, пока не поздно, честь сестры, поспешил отослать Мюрата в Швейцарию усмирять Граубюнден. Если поверить некоторым весьма пристрастным биографам, это был удобный повод отправить подальше неудобного вздыхателя.

Что касается Каролины, она отправилась в Рим, где Жозеф, ее старший брат, только что обосновался в качестве посланника при папском дворе. Впрочем, функции его посольства были вскоре сведены на нет драматической гибелью генерала Дюфо. Каролина была вынуждена укрыться вместе с Жозефом во Флоренции, а затем возвратилась в Париж. Легко предположить, что в подобных условиях ее успехи в образовании и воспитании оставляли желать много лучшего. Пришлось определить ее в пансион м-м Кампан, слывшей весьма искусной наставницей. Там она встретилась с Гортензией, дочерью Жозефины. Их взаимоотношения сразу не сложились. Об этом есть свидетельство самой Гортензии: «Я очень рассчитывала завязать дружбу с Каролиной Бонапарт, девицей примерно моих лет, полагая, что мы непременно сойдемся характерами. Если между нами не возникло близости, то в этом — вина генерала. Он слишком часто демонстрировал меня своей сестре в качестве образца для подражания, слишком выпячивал мои слабые дарования. Но что ее более всего опечалило, так это что ее поместили вместе со мной к м-м Кампан. Напрасно я старалась внушить ей, что нет ничего прекраснее, нежели счастливая жизнь и занятия в Сен-Жерменском предместье. Что наслаждения, вкушаемые там, стоят парижских. Мне оказалось невозможно ее переубедить. Каролина знала свет, и ей нравился его блеск. Но, несмотря на слезы и мольбы, ей пришлось подчиниться генералу. Я приложила немало усилий, чтобы сделать для нее терпимыми первые дни ее пребыва ния в пансионе. Я объясняла изъяны в ее обучении долгими путешествиями. Я пыталась выставить в лучшем свете то, что она знала. Я правила ее рисунки, чтобы она могла добиться премии. Но никогда мне не удавалось завоевать ее сердца. Неприязнь ко мне иногда побуждала ее к несправедливым жалобам. Она обвиняла меня перед генералом в том, что я блистаю, намеренно умаляя ее достоинства, и являюсь причиной и зачинщицей мелких унижений, коим подвергают ее другие воспитанницы. Будучи уязвлена пенями, которых вовсе не заслужила, я пожелала объясниться с ней. Ее прямота обезоружила меня: она признала, что была не права, поверила мне свою любовь к полковнику Мюрату и то, что она применила все средства ради возвращения в Париж. Такая откровенность меня растрогала, и с этой минуты между нами установилось сердечное согласие» [82] Mémoires de la reine Hortense , t. I, p. 55. . В действительности враждебность Каролины отнюдь не утихла; эта молодая особа осталась самой рьяной противницей клана Богарне.