Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

По виа де Фориа кортеж вступил на площадь Меркателло, где высилась большая конная статуя Наполеона, замысел которой навеян капитолийским Марком Аврелием. Между площадью Меркателло и улицей Толедо стоял еще один памятник в романском стиле: внушительная триумфальная арка, копия арки Константина, богато украшенная трофеями и барельефами. Один из них изображал Иоахима, гарцующего на великолепном боевом коне, и шествующую перед ним Партенону в окружении представителей разных сословий и ремесел. На другом Каролина в облике Юноны была окружена женщинами, символизирующими разные провинции королевства. <...> Все это по моде того времени увенчивали латинские изречения, напыщенные, полные аллегорий и призванные придать больше величия этому шедевру из папье-маше, дерева, поддельного мрамора, бумажных обоев» [220] J.-P. Garnier, Murat roi de Naples , op. cit ., p. 41. . В церкви Санто-Спирито отслужили благодарственный молебен. Затем кавалькада проследовала по городским улицам под рукоплескания народа. Французский полномочный министр в Неаполе, г-н д'Обюссон-Лафёйад впоследствии напишет своему начальнику, Шампаньи, что «балконы были полны женщин, выражавших свою радость более пылко, нежели мужчины...». Как видим, встреча была очень горячей. Мюрату легче, чем Жозефу, удалось снискать расположение простонародных кварталов Неаполя. Его выправка, склонность к театрализованным жестам, кавалерийская удаль, своего рода преувеличенность во всем, свойственная южанам, — все способствовало обольщению подданных, а те ничего иного и не желали. Фердинанд IV был непопулярен, и его правление было не более легитимным, чем интронизация Иоахима-Наполеона. В Неаполе успели повидать слишком много династий и коронованных ставленников, чтобы упорствовать в верности какой-то определенной династии, как случалось в иных частях Италии. Сдается, что Мюрата приняли охотно, охотнее даже, нежели Жозефа. Но справедлив и обратный ход размышлений. Мюрат не стал хорошим монархом в Берге, хотя и попытался защитить экономические интересы своего великого княжества. Не заглядывая в свои владения, он оставался равнодушен к судьбе подданных. Германия не подходила ему. Напротив, в Неаполе этот южанин чувствовал себя как дома. Он близко к сердцу принимает вопросы защиты своего королевства. Он даже забывает о своем происхождении и о декрете, сделавшем его королем. Отныне и впредь Мюрат хочет быть неаполитанцем; скоро он станет даже более чем неаполитанцем. Жители этой страны не обманулись в ожиданиях: отсюда его популярность, следы которой сохранились и по сей день. Из-за своей холодности Жозеф потерпел поражение в Мадриде, несмотря на проявленную добрую волю; Луи оказался посредственным монархом в Голландии; будучи прожигателем жизни и оставаясь только им, Жером ограничился тем, что за время своего правления в Вестфалии обогатил наш язык словом « loustic » (шутник, балагур); а вот Мюрат действительно был королем. Быть может, неаполитанский скептицизм лучше согласовывался с иноземным владычеством, нежели голландская щепетильность или строгое, серьезное отношение к жизни германцев. Как бы то ни было, Мюрат более, чем кто-либо из Бонапартов, смог предугадать чаяния своего народа.

Мюрату предстояло продолжить дело обновления королевства, начатое Жозефом, придерживавшимся французского образца.

Прежде всего брат Наполеона привез с собой главных советников и министров. На своем месте удержался лишь один из бывших: Кристофоро Саличети, бывший член Конвента, корсиканец, которого Директория в свое время послала правительственным комиссаром в Италию, сначала покровитель Бонапарта, затем, во время брюмера, его противник. Жозеф остановил на нем свой выбор, учитывая его глубокие знания всего, что касалось итальянских проблем; он доверил ему военное ведомство и полицию. Один из сильных людей нового режима, крепко укоренившийся в Неаполе, где его дочь вышла замуж за высокородного либерала герцога Лавелло, он очень импонировал патриотам. Для Наполеона это добавочный резон не доверять ему. Мюрат сразу же берет на себя защиту единственного министра, оставленного ему в наследство Жозефом; его стараниям он приписывает «спокойствие и здравомыслие, царящие в государстве». Наполеон неумолим: Саличети должен уйти в отставку. Однако «корсиканский Фуше» спешит в Тюильри, чтобы снять с себя обвинения в пособничестве контрабанде, выдвинутые против него императором. В конце концов он сохранит портфель министра полиции. Для управления финансами Мюрат призывает своего верного Агара, которого Наполеон тоже не любит. Однако Агар оказал слишком большие услуги в Берге, чтобы теперь его возможно было отстранить. Мюрат очень хотел, чтобы военное ведомство возглавил Беллиар, но он вынужден примириться с тем, что этот портфель остался у генерала Ренье [221] О его роли в Неаполе ср . сообщение Мильтона Финли ( Milton Finley ) , напечатанное в кн .: Actes du colloque sur l'Europe révolutionnaire d'Athens (Georgie) , 1976. , чьи военные таланты он оценивает не слишком высоко. Вскоре его заменит Дор, бывший кригскомиссар, связанный с Мюратом еще по египетской экспедиции; таким образом объединятся военное, морское и полицейское министерства и восстановится бывшая вотчина Саличети. Есть и другие французы в кабинете министров: театральный сюринтендант Лоншан и Аркамбаль, управляющий королевским домом. Компатриоты Мюрата здесь довольно немногочисленны. С итальянской стороны отметим сильную личность, Дзурло, уже служившего при Фердинанде IV. Министр юстиции Дзурло покусится на привилегии дворянства и начнет эту работу, прежде чем сменить на посту министра внутренних дел монсеньора Капечилано, архиепископа Тарентского, престарелого и довольно мягкого человека. После ухода Дзурло пост министра юстиции займет Риччарди. Натура решительная, Дзурло быстро становится одним из влиятельных членов кабинета. Одно время морское министерство доверяют принцу Пиньятелли Стронголи, родовитому гранду, мало сведущему в этих делах, но весьма представительному. Что касается внутренних дел, то как им не быть в ведении маркиза де Калло? Этот посланник Бурбонов в Вене, затем в Париже сделал блестящую карьеру. Он знавал Иосифа II и императрицу Екатерину, блестяще проявил свой дипломатический дар в Кампо-Формио, затем с той же легкостью перешел от Фердинанда IV на службу к Жозефу Бонапарту. Как мы уже видели, Наполеон его особенно ценил. Мюрат сохранил к нему доверие, но не столь крепкое; их отношения остались несколько прохладными. Наконец, нельзя забывать и о сером преосвященстве, уроженце Генуи Антонио Магелле, возглавившем префектуру полиции в Неаполе. Человек без принципов, всегда добивающийся своего, Магелла наводнил своими шпионами все городские закоулки, вплоть до дворцовых покоев, и прослыл одним из самых энтузиастических патриотов в окружении Мюрата. Подобная пылкость вынудит его покинуть Неаполь по приказу из Тюильри, отданному 2 марта 1812 года.