Сергей Мезин - Дидро и цивилизация России [litres]

В любом случае взгляды автора записки были созвучны представлениям Дидро. Они вполне вписывались в его концепцию цивилизации. Не исключено и участие самого философа в составлении «Размышлений о колониях, учрежденных в Саратове», которые он отредактировал и передал императрице.

Однако Дидро не почувствовал особой заинтересованности Екатерины II в реализации его проектов. Полученные от очевидца сведения о «плачевном положении колоний в России» философ считал вполне заслуживающими доверия. Вновь помещая в третьем издании «Истории обеих Индий» Рейналя (1780) свой план цивилизации России, включающий предложения по устройству иностранных колоний, Дидро дал понять, что в реальности ничего не изменилось в их плачевном состоянии: «Почти такой план приняла Екатерина после своего восшествия на престол. Сорок тысяч немцев, соблазненных огромными выгодами, дарованными им, отправились в 1764–1765 годах в Россию, где они нашли лишь рабство, нищету, смерть, где немногие избежавшие этих бедствий томятся в ожидании близкого конца» [520].

Дидро заблуждался, предрекая близкий крах колоний на Волге. К концу XVIII века их экономическое положение стабилизировалось. Может быть, даже под влиянием советов Дидро и поданной им записки Канцелярия опекунства иностранцев опубликовала в 1776 году указы о содействии выращиванию табака в колониях. Канцелярия помогала сбывать табак и доставлять его в Петербург. А уже в первой половине XIX века агротехника и урожаи немецких колонистов стали образцовыми для Поволжья. В 1828 году Московский воспитательный дом установил связь с поволжскими колониями. Местным немцам предписывалось быть попечителями и наставниками сирот, которых селили в окрестностях Саратова, и должны были обучать сельскохозяйственному труду [521].

Однако средством цивилизации России иностранные колонии не стали. Особый статус и изолированное проживание колонистов не способствовали контактам с местным населением. Иностранная колонизация в Поволжье – грандиозный социальный эксперимент в духе просвещенного абсолютизма, горячо поддержанный Вольтером и Дидро, – оставил заметный след в истории Саратовского Поволжья, но плачевно закончился в XX веке [522].

Возвращаясь к идеям Дидро о роли иностранных колоний в цивилизации России, можно отметить гибкость его концепции. С одной стороны, философ утверждал, что цивилизация может возникнуть только на собственной почве и должна опираться на развитие агрикультуры и простейших ремесел. А с другой стороны, он полагал, что путь цивилизации для всех народов один; далее всего продвинулись по нему жители Западной Европы, а потому они могут быть примером для других более «молодых» народов.

Одним из собеседников и корреспондентов Дидро была известная деятельница российского просвещения и науки второй половины XVIII века Екатерина Романовна Дашкова (1743–1810) [523]. О своих встречах и беседах Дидро и Дашкова оставили мемуарные свидетельства [524], которые дают возможность рассмотреть их контакты в контексте истории общественной мысли эпохи Просвещения.

Исследователи уже не раз отмечали важную роль Дашковой в контактах Дидро с Россией. Г. Н. Моисеева высказала интересную мысль о том, что, находясь во главе Российской академии и Академии наук, Е. Р. Дашкова в понимании задач национальной науки, в стремлении опереться на демократическую интеллигенцию реализовала те идеи, которыми ее обогатило общение с Дидро. Однако содержательного подтверждения эта гипотеза в статье Г. Н. Моисеевой не нашла [525]. Н. Я. Эйдельман, рассматривая источниковедческие аспекты темы «Дидро и Дашкова», высказал предположение, что в своих «Записках» Дашкова показала Дидро более умеренным по политическим взглядам, в то время как Дидро в определенной степени радикализировал политические убеждения княгини [526]. Французский историк А. Нивьер в статье, посвященной отношениям Дашковой с французскими просветителями, вслед за А. Лортолари без особых оснований утверждал, что представления Дидро о российской действительности оставались поверхностными и ошибочными, а общение с Дашковой едва ли способствовало их углублению [527].

Среди новейших публикаций на интересующую нас тему заслуживает внимания статья В. А. Сомова [528]. Автор рассматривает очерк Дидро о Дашковой в контексте других отзывов французских современников, характеризует его как один из самых содержательных и доброжелательных. Ранее Ж. Дюлак и Сомов в совместной статье сообщили оригинальные сведения об обстоятельствах создания мемуарной записки Дидро о Дашковой, связанных с деятельностью философа по предотвращению публикации «Анекдотов русской революции в 1762 году» К. К. де Рюльера [529].

В ноябре 1770 года Дидро неоднократно беседовал с глазу на глаз с Дашковой. По ее словам, будучи в Париже семнадцать дней, она десять или двенадцать раз встречалась с Дидро: «Обычно моя утренняя прогулка начиналась в 8 часов и длилась до 3-х часов пополудни, заканчиваясь остановкой возле дома Дидро. Он садился в мою карету, ехал ко мне обедать, и часто наши разговоры с ним продолжались до двух-трех часов ночи» [530]. По свидетельству Дидро, они провели в беседах четыре вечера [531]. Философ рассказывал княгине о положении дел во Франции. Однако для иностранцев, в том числе и для Дидро, Дашкова представляла интерес прежде всего как героиня недавней «революции» в России, как приближенная Екатерины II, политические действия которой казались тогда просветителям очень обнадеживающими. На этот аспект указывал Дидро в своей памятной записке.

Через тридцать пять лет, описывая в мемуарах свои встречи с Дидро, Дашкова, конечно, могла ошибаться в подробностях [532]. Но едва ли она ошибалась в том, что в те вечера речь шла о «рабстве наших крестьян», о «деспотизме». Беседа касалась и Петра I, которого Дашкова упрекала в усилении тирании помещиков над крестьянами: «Однажды он заговорил со мной о рабстве, в котором, по его мнению, находятся наши крестьяне». Дидро полагал, что крепостное состояние мешает русским крестьянам стать богатыми и просвещенными. (В этих словах, записанных через много лет Дашковой, можно услышать отголоски размышлений философа о цивилизации России – «представлений, которые он вынашивал в течение двадцати лет»). Дашкова не была сторонницей немедленной отмены крепостного права, но разделяла господствующую среди просвещенных россиян точку зрения, согласно которой крестьян следует сначала просветить, а потом освобождать. Кроме того, она пояснила Дидро существование связи между крепостным состоянием крестьян и зависимостью дворянства от воли монарха. Дашкова не без оснований полагала, что все русское общество сковано одной цепью и разрушение лишь отдельных звеньев этой цепи не принесет пользы [533]. Утверждение автора «Записок», будто она сумела убедить Дидро в правоте своей позиции, не вызывает доверия у биографа ученой княгини [534]. В любом случае философ продолжал ставить перед императрицей вопрос о необходимости отмены крепостного права, о его экономической неэффективности.