Сергей Мезин - Дидро и цивилизация России [litres]

Характеризуя взгляды Дашковой, проявившиеся в парижских беседах 1770 года, Дидро писал:

Она любит искусство, она знает и людей, и интересы своего народа; она проникнута отвращением к деспотизму и к тирании во всех ее проявлениях. Она имеет глубокие знания о правительстве, свободно рассуждая об этом, она восхваляет добрые качества и осуждает недостатки людей на местах. Она весьма справедливо уловила преимущества и недостатки новых учреждений… Она чувствует, что требует современное состояние ее страны и чего оно не допускает [535].

Вопросы цивилизации России обсуждались и в переписке Дидро с Дашковой. Именно в апрельском письме к ней 1771 года Дидро впервые употребил слово «цивилизация». Здесь же он сформулировал мысль о превратностях и трудностях развития культуры: «Я убежден, что в тысячу раз легче просвещенному народу вернуться к варварству, чем варварскому народу продвинуться на один-единственный шаг в сторону цивилизации» [536]. По мнению философа, культурные достижения должны обеспечиваться естественной зрелостью общества. Трудно допустить, что эти мысли не проецировались в беседах Дидро с Дашковой на исторический опыт России в XVIII веке.

Когда философ приехал в Петербург, Дашкова находилась в Москве или в своем калужском имении Троицком и не могла увидеться с ним; состоялся лишь обмен письмами [537]. Их следующая встреча произошла в Париже в 1781 году. Здесь княгиня общалась также с д’Аламбером, Рейналем, Фальконе. 24 марта 1781 года аббат Рейналь дал в честь Дашковой обед, на котором присутствовали многие французские ученые. Вероятно, к этому времени княгиня была знакома с нашумевшей «Историей обеих Индий», в которой Дидро высказался относительно «преувеличенного мнения» европейских авторов о царе-реформаторе, о «блестящих ошибках» Петра I и о путях развития русского общества в XVIII веке.

Свое развернутое суждение о петровской «цивилизации» России Дашкова приводила в «Мемуарах», описывая встречу с австрийским канцлером графом Венцелем Антоном Кауницем в Вене в том же 1781 году [538]. Приведенная здесь речь – отнюдь не импровизация, возникшая во время светской беседы. Это итог долгих размышлений над древней и новой историей России. Ее отзыв о Петре I, несомненно, принадлежит к числу наиболее строгих суждений русских авторов XVIII века на этот счет. Прежде всего, Дашкова отвергла утверждение канцлера, что «русские должны быть очень благодарны Петру, ибо он был их создателем». Эту мысль Дашкова объявила выдумкой иностранных авторов. Далее она заявила, что древняя Русь до Петра I отнюдь не прозябала в невежестве и не имела необходимости заимствовать что-либо у Европы. На замечание Кауница, что именно Петр «приблизил Россию к Европе», она возразила: «Великая держава… с такими источниками богатств и возможностями, какими располагает Россия, не испытывала нужды приближаться к чему-либо».

Нельзя сказать, что взгляды Дашковой на Петра I во всем совпадали с суждениями Дидро. В ее высказываниях проскальзывают элементы великодержавной риторики, почти славянофильского патриотизма, сословной спеси – все это было чуждо французскому философу. Тем не менее нельзя не увидеть определенного параллелизма в их восприятии знаменитого русского реформатора и задач цивилизации России. Дашкова, как и Дидро, отрицала идею Фонтенеля – Вольтера о «творце новой нации». Для нее, как и для французских просветителей, отличительными чертами деятельности Петра I были деспотизм, грубость, насилие:

Он был гениальным деятелем, его стремление к совершенству не знало предела, но полное отсутствие воспитания позволило его пылким страстям возобладать над разумом. Вспыльчивый, грубый и деспотичный, он со всеми без различия обходился как с рабами, удел которых – постоянное страдание. Невежество не позволяло ему понять, что большинство новшеств, насаждаемых им с помощью насилия, со временем привились бы мирно, путем обмена, торговли и примера других стран… Петр ввел военизированное управление, которое, безусловно, является самым тираническим. Из мелкого тщеславия заслужить славу созидателя он торопил постройку Петербурга самыми жестокими средствами: тысячи рабочих погибли в болотах, а дворяне разорялись, вынужденные предоставлять крестьян на строительные работы и обязанные возводить для себя в Петербурге каменные дома, независимо от желания иметь их. …У него не было никакой необходимости посылать дворян за границу изучать ремесла садовников, кузнецов, шахтеров и так далее, поскольку каждый дворянин с удовольствием предоставил бы трех или более крестьян, дабы обучить их этим ремеслам [539].

Указание на то, что цивилизация должна идти мирным, естественным путем, неприятие милитаризации русского общества, отрицательное отношение к Петербургу, признание неудачи образовательной политики Петра I – все это роднило взгляды Дашковой и Дидро. Таким образом, вполне можно допустить взаимное влияние двух выдающихся собеседников в понимании исторического пути России в XVIII веке.

Уже после смерти Дидро Ф. М. Гримм обратил внимание Екатерины II на мемуарную записку философа, посвященную Дашковой. В письме к императрице от 29 июня (10 июля) 1785 года, сопровождавшем посылку с книгами и рукописями Дидро, Гримм высказал свое несогласие с оценками покойного друга и даже усомнился в его способности давать объективные «исторические» оценки:

Отрывок, который я изъял из коллекции и который Ваше Императорское Величество найдет под этим конвертом, – это то, что он написал в 1770 году о княгине Дашковой после ее первого путешествия во Францию; он сможет на мгновение развлечь нашу августейшую государыню «верностью» взгляда на некоторых людей и определенные предметы. Дидро, наделенный многими талантами и потрясающим остроумием, понятия не имел ни о людях, ни о делах, его воображение создало собственный фантастический мир, и я обычно говорил ему: «Помните, что Бог, наделив вас всеми дарами, начисто отказал вам в даре историка» [540].

Гримма по-видимому смутили смелые суждения о перевороте 1762 года и его участниках, зафиксированные в записке, а также «кощунственная» оценка «проникнутой отвращением к деспотизму» княгини официального празднования побед русского флота в 1770 году. Гримм сообщал, что он лишь однажды видел Дашкову в сопровождении Дидро, и его впечатления о ней совершенно расходились с теми, которые запечатлел философ. Говоря о субъективности и неосновательности «исторических» суждений Дидро, верный помощник и информатор императрицы Гримм стремился обезопасить себя от ее недовольства, которое могло вызвать (и вызвало!) знакомство с рукописями Дидро.