Федор Гущин - Пленные генералы Российской императорской армии 1914-1917 гг.

Моральная тяжесть плена, чувство долга, а также намерение вновь принять участие в войне заставили некоторых военачальников решиться на побег. За всю войну это удалось лишь двум русским генералам — Л. Г. Корнилову [247]в июле 1916 г. и A. B. Асташеву в апреле 1917 г., причем для последнего это был уже второй удачный побег из плена [248]. Кроме них, никто больше на это не пошел.

Уникальными материалами о побеге генерала Корнилова располагало объединение корниловского ударного полка в эмиграции. На основе показаний участвовавшего в побеге чеха Францишека Мрняка, служившего в австро-венгерской армии санитаром, корниловцам удалось восстановить подробности этого предприятия. Побег состоялся из лагерного госпиталя, где лечился Корнилов. «Францишек Мрняк доставил генералу Корнилову подложные документы и солдатское австрийское обмундирование. Цесарский (вестовой генерала. — Ф.Г., С.Ж. ) поменялся с генералом Корниловым кроватями, а доктор Гутковский продолжал навещать и лечить подставного больного. Из лагеря Мрняк и генерал Корнилов вышли благополучно в 12 часов 11 июля (нового стиля) 1916 г., а в 13 часов того же числа они оба уже были на вокзале, и вечером 12-го они были на конечной для них железнодорожной станции Караншебеш… Только в лесу за станцией беглецы переоделись в штатское платье. Недалеко от румынской границы, потеряв компас 13-го, они блуждали и голодали. Мрняк не выдержал и около д. Варло в поисках пищи зашел в кантину "Барловица", где и был арестован жандармами. Генерал же Корнилов через два часа под выстрелами пограничников перешел границу вплавь через реку и из ближайшего села телефонировал в русское посольство, которое выслало за ним автомобиль» [249].

Необходимо остановиться еще на одном деликатном аспекте пребывания в плену русских военачальников. Многие из них (например, Клюев, Мартос, Преженцов), в силу занимавшегося ими в российской армии служебного положения, являлись носителями важных военных секретов. Специфические условия плена создавали для неприятельских разведок уникальные возможности для проведения оперативных мероприятий в отношении генералов, с целью получения интересующих германское командование сведений. Подробности организации немцами и австрийцами работы с пленными русскими генералами, как с носителями военных секретов, неизвестны (в то же время материалы допросов многих пленных генералов РККА периода Великой Отечественной войны опубликованы и вполне доступны). Можно предполагать, во всяком случае, что особых успехов на этом поприще наши противники не достигли. К примеру, полковник В. Николаи, стоявший во время Первой мировой войны во главе германской фронтовой разведки, писал: «Русские офицеры оказались верными своей присяге. Они были настоящего воинского воспитания и совершенно отказывались от всяких показаний» [250]. В то же время контуры одной операции, целью которой являлась дискредитация русского военачальника, побывавшего в плену, представляется возможным восстановить. В своей книге воспоминаний генерал-майор И. К. Кириенко приводит текст своего письма генералу от инфантерии В.Е. Флугу и его ответ [251]. Учитывая особую ценность содержащейся в письмах информации, стоит привести их полностью. Письмо И.К. Кириенко В. Е. Флугу от 12 января 1952 г.:

«Ваше Высокопревосходительство!

Глубокоуважаемый Василий Егорович!

Простите, что беспокою Вас одной просьбой, вернее, одним вопросом: в бытность в Белграде мне рассказывал генерал-лейтенант Михаил Александрович Васильев (умерший в 1942 г.), как он, уже после революции, возвращаясь с фронта в Киев с украинизировавшейся дивизией, которой командовал, был арестован "галицийскими украинцами" и со своим начальником штаба полковником Генерального штаба Подгурским был сдан австрийским властям и заключен в военный концентрационный лагерь, название которого я не могу вспомнить (это тот лагерь, в котором содержался генерал Корнилов) и пробыл там полтора или два месяца, а потом, по требованию из Киева, был освобожден, как задержанный по недоразумению.

В день освобождения к генералу Васильеву зашел комендант лагеря, австрийский генерал, объявив о его освобождении, и пригласил на обед. На обеде присутствовали чины штаба коменданта, за столом комендант сказал теплую речь генералу Васильеву. Генерал Васильев ответил в свою очередь речью, в которой и упомянул о смелом и геройском побеге из плена генерала Корнилова. Когда генерал Васильев говорил о побеге генерала Корнилова (все переводил начальник] шт[аба] полковник Подгурский), то заметил, что комендант все время саркастически улыбался, это так смутило генерала Васильева, что он скомкал свою речь, сел и потом обратился к коменданту с вопросом, чем были вызваны его улыбки. Комендант ответил, что теперь он может рассказать правду, и сказал, что с начала плена генерала Корнилова сюда в лагерь, которого он был комендантом, неоднократно приезжали от командования разные чины и имели с генералом Корниловым разговоры, и когда убедились, что генерал Корнилов согласен работать на революцию, то он, комендант, получил приказ скрытно переправить генерала Корнилова на русскую сторону. "Мы, сказал комендант, генерала Корнилова переодели и два моих офицера довезли его на автомобиле до наших окопов, перевезли его через нашу последнюю линию и, указав ему точно расположение русских, с ним распрощались". Генерал Васильев мне сказал, что о всем этом он написал подробный доклад, который и передал Вам, как председателю Общества памяти Императора Николая II, доклад Вы приняли, но сказали, что сейчас еще не время предавать его гласности.

Это генерал Васильев уже в больнице, умирая, мне подтвердил еще раз. И вот, зная Вас, зная Ваше высокое благородство и незапятнанную офицерскую честь, прошу Ваше Высокопревосходительство сообщить мне, вывезен ли из Белграда с прочим архивом доклад генерала Васильева и помните ли Вы его содержание.

Примите уверения в совершенном моем уважении и таковой же преданности. Готовый к услугам И. Кириенко».

Ответ генерала от инфантерии В. Е. Флуга от 21 января 1952 г.:

«Глубокоуважаемый Иван Касьянович!

Из-за старческой немощи принужден быть кратким. В бытность в Белграде в моих руках было однажды письмо покойного генерала Васильева точно того содержания, как Вы пишите . Было ли оно адресовано мне или кому-нибудь другому, не помню. Не помню также, как я на него реагировал. Возможно, и даже вероятно, что правление Общества памяти Императора Николая II было ознакомлено мною с содержанием и что им было постановлено хранить это письмо в архиве правления. Архив, находившийся в музее Общества, вывезен из Белграда не был и дальнейшая его судьба мне неизвестна.