Сьюзан Винсент - Волосы. Иллюстрированная история

Последняя строчка этой песни самая интересная и самая дерзкая. В ней упомянуты трое известных исторических деятелей XVII века, оказавшие значительное влияние на более поздний политический радикализм и реформаторские движения в Великобритании, Франции и Америке [413] См. cоответствующие статьи в Oxford Dictionary of National Biography (ODNB). . Джон Мильтон (1608–1674) прославился не только своей поэзией, но и своими полемическими трудами, благодаря которым после своей смерти он был признан республиканцем и посмертно зачислен в лагерь вигов. Алджернон Сидней (1623–1683) также был отцом-основателем конституционной реформы. Его трактаты по политической теории и планы вооруженного сопротивления привели к его казни за измену, хотя его пережил его соратник Джон Хэмпден (крещ. 1653–1696). Эти трое борцов с привилегиями власть имущих были перечислены в этой песне как приверженцы коротких стрижек. На самом деле, в реальной жизни все они были длинноволосыми — по моде своего времени. Портреты Сиднея изображают его с характерной для аристократов прической: с густыми вьющимися волосами, ниспадающими по плечам (ил. 5.14). В конце жизни Хэмпдена описывали как «щеголя, который наряжается и пудрится», то есть он носил парадные, тщательно продуманные наряды и пользовался пудрой для волос [414] Cit. ex: ODNB. . В тексте песни об этом предпочли забыть, или, скорее, подчинили исторические факты более значимой истине. Короткая стрижка отделилась от реального облика и вместо этого стала эмблемой системы убеждений, которые на самом деле не имеют ничего общего с внешним видом. Таким образом, эти трое длинноволосых радикалов метафорически короткострижены, они включаются в поддельную, но вдохновляющую родословную, рекрутируются для битвы, которая ведется в том числе и посредством знаков, связанных с внешностью.

Ил. 5.14. Длинноволосый радикал Алджернон Сидней

Несмотря на политизацию короткой стрижки (или, возможно, благодаря ей), к середине 1790‐х мода на более короткие волосы распространилась как на мужчин, так и на женщин: длинные пудреные пряди явно остались в прошлом; символом современности стала стрижка. Начали появляться менее агрессивные отклики и даже нейтральные репортажи о новой моде. В 1795 году стойкий защитник пудреных причесок, производитель пудры Джон Харт, вынужден был признать, что еще до установления налога юноши и девушки из высшего класса пудрились гораздо реже и предпочитали более простые на вид фасоны причесок, — наблюдение, которое согласуется со свидетельствами Соама Дженинса и Натаниэля Роксэлла [415] Hart J. An address to the public, on the subject of the starch and hair-powder manufacturies. London, [1795]. Pр. 40–41, 66. . Автор письма в The Times в январе 1796 года, назвавшийся «Амикусом Кропом» (Amicus Crop — говорящий псевдоним, который можно расшифровать как «друг стрижек». — Прим. пер. ), не только ассоциировал себя с этой модой, но и перенес ее на новую территорию, соотнося с личной нравственной реформой, воплощенной в принятом перед Новым годом решении подстричься: «Я начал новый год <���…> с решительного намерения: отсечь (to crop) свои пороки и взрастить им взамен урожай (a crop) добродетелей» [416] The Times. 1796. January 22. P. 3. . К 1797 году провинциальные газеты просвещали читательниц об этой перемене, и женщины Норфолка узнали, что даже для вечернего платья волосы должны быть подстрижены [417] Female Fashions for May // The Norfolk Chronicle: or, the Norwich Gazette. 1797. May 13. P. 4. . Хотя в XIX веке культурной нормой и заботой женщин стало обилие волос, в первые годы столетия восхищение вызывала простота без излишеств: «никаких неудобств <���…> таких как замазывание волос жирным салом и мукой высшего качества» [418] On Female Dress // The Lady’s Monthly Museum. 1800. October 1. P. 303. . Журнал Lady’s Monthly Museum в 1801 году объявил: «Женщины повсеместно не используют пудру» [419] Cabinet of Fashion // The Lady’s Monthly Museum. 1801. February 1. P. 156. . Что касается мужчин, к 1799 году главенствующая мода XVIII века перевернулась с ног на голову, так что реклама теперь предлагала парики не как предмет гардероба, но в качестве приспособления для замещения отсутствующих волос. Рекламировалась натуральность их внешнего вида, а также то, что их не нужно было пудрить. Продажа «париков с натуральной стрижкой» действительно была революцией: вместо того чтобы стилизовать длинные волосы под искусственные, теперь искусственные волосы стали изготавливать так, чтобы они выглядели как настоящая и коротко подстриженная шевелюра [420] Noblemen and Gentlemen of Fashion. The Times. 1799. April 3. P. 2. (ил. 5.15 и 5.16).

Ил. 5.15 и 5.16. Парные портреты четы Шарлок. 1801. Роберт и Генриетта Шарлок оба носят модные короткие стрижки и совершенно не пудрят свои волосы. Длинные напудренные волосы и парики XVIII века окончательно вышли из моды

Итак, победа моды на короткие волосы оказалась в конце концов быстрой, и для мужчин эта мода оказалась чрезвычайно долговечной. Хотя короткие стрижки использовались по обе стороны идеологического противостояния, оно затеняет их более раннее появление и место в неостановимом и долгом движении к большей простоте форм одежды и растущей демократизации внешности. В ретроспективе мы видим, что пока менялись общественные структуры, короткие стрижки уже начали распространяться, однако ажиотаж из‐за налога на пудру дал новой моде дополнительный толчок. Все же остается вопрос, почему вообще Питт решил ввести налог на пудру? Должно быть, он знал, что некоторые уже подстригали свои волосы и что многие использовали все меньшее количество пудры и прибегали к ней все реже. Почему он, как заметил Фокс во время заседания парламента, решил полагаться на доход от такого нестабильного источника: «ведь тот, кто полагался на моду дня, вел строительство на шатком фундаменте» [421] Cobbett’s Parliamentary History 31, col. 1318, and Parliamentary Register 40. Р. 493. . Дело становится еще более загадочным, если учитывать тот факт, что за десять лет до того, в 1785 году, лорд Суррей предложил налог на пудру для волос вместо предложенного Питтом налога на прислугу, и Питт выступил против. На самом деле он красноречиво привел те же самые доводы, которые были позже направлены против него. Схема Суррея, по его словам, была «экспериментальной и неопределенной», а потенциальный доход от нее — ненадежным. Кроме того, было бы трудно обеспечить ее соблюдение, и Питта возмутило, что оно будет «зависеть главным образом от осведомителей, что было бы не самым приятным способом сбора каких-либо податей, поскольку лица, этим словом описываемые, были, среди всех других, самыми ненавистными народу». Он даже заметил: учитывая, что пудра была настолько широко распространена, было бы легче обнаружить тех, кто воздерживался от ее использования, а не следить за множеством пудреных голов. Это привело к его следующему возражению, которое заключалось в том, что это был подушный налог — обвинение, которое имело серьезный идеологический вес, и десятилетие спустя оно, в свою очередь, было направлено против него — и, наконец, что налоговое бремя несправедливо ляжет на тех, кто, весьма вероятно, не сможет его себе позволить [422] Cobbett’s Parliamentary History 25, cols 814–16, at col. 815, and Parliamentary Register 18. Рp. 484–487. Также об этом сообщалось в: The Gentleman’s Magazine. 1785. Vol. 55. Pр. 864–865. .