Сьюзан Винсент - Волосы. Иллюстрированная история

Ил. 5.17. Карл Антон Хик. Палата общин. 1793–1795. Эта картина иллюстрирует то, что мог перед собой увидеть Питт, когда он поднялся на трибуну, чтобы представить бюджет и предложить налог на пудру. Зал заполнен консервативно одетыми мужчинами, у всех у них белоснежные от пудры волосы и парики

Для Питта ввести налог на пудру для волос десять лет спустя означало совершить невероятный политический кульбит. Не произошло никаких перемен, которые бы сделали налог на пудру более приемлемым или надежным способом пополнить государственный бюджет — в действительности, к 1795 году обычай пудрить волосы стал менее популярным, поэтому в качестве источника дохода налог на пудру стал еще менее привлекательным предложением, чем раньше. Вывод кажется неизбежным: в 1795 году Питт сознательно пытался использовать конфронтационный характер короткой стрижки для обеспечения открытой поддержки своей партии. Именно этот подтекст читается в том, с какой легкостью и непринужденностью он представил меру для рассмотрения во время прений. По его словам, если бы весь процесс управления и налогообложения не был настолько важным, то «этот вопрос палата вряд ли бы восприняла серьезно». Более того, это была мера, «которая также применялась к каждому члену этой палаты» [423] Cobbett’s Parliamentary History 31, col. 1313, and Parliamentary Register 40. Р. 488. . Окинув взглядом скамьи палаты общин, Питт видел ряд за рядом мужчин с длинными напудренными волосами, и, намеренно включая своих коллег в круг лиц, обязанных платить налог в одну гинею, он, как кажется, проводил скрытое разделение «мы и они» (ил. 5.17). С одной стороны этого подразумеваемого сравнения были молодые и непокорные с их непудреными короткими стрижками; с другой — прежние ценности парадной одежды и старомодного этикета. Несомненно, Питт, должно быть, надеялся, что форсирует события, и сделал ставку на желание большинства избежать скандальной новизны, поддерживая старую практику использования пудры. Пудрясь в поддержку налога и традиции, британцы также имплицитно выражали бы молчаливое одобрение политического курса Питта в целом, в русле которого налог на пудру был лишь вспомогательной мерой небольшой важности. Питт ужасно просчитался — как, впрочем, и те радикалы, которые делали ставку на короткие непудреные волосы как знак свободы. Стрижки вскоре стали господствующей нормой, не испытывавшей конкуренции в течение почти двухсот лет. Именно к этому, следующему противостоянию мы намерены обратиться.

Школа, в которой я получала среднее образование, находится под открытым небом равнины Кентербери в Новой Зеландии. В 1970‐х годах сельский регион Кентербери, заключенный между Южными Альпами на западе и Тихим океаном на востоке, был миром, удаленным от студенческих протестов Европы, уличной моды свингующего Лондона и демонстраций в Соединенных Штатах против войны во Вьетнаме. И все же волны молодежного бунта в конечном итоге докатились до отдаленных уголков земного шара, таких как моя крошечная сельская школа. Когда в 1973 году в нее поступил мой старший брат, для мальчиков были обязательны короткие стрижки: не разрешалось, чтобы на задней стороне шеи волосы касались воротника. К тому времени, когда я начала учебу четыре года спустя, школой управлял новый и более либеральный директор. Помимо множества других послаблений дресс-кода, мальчикам теперь было позволено выбирать длину своих волос; один из старшеклассников даже носил бороду, что делало его более похожим на сотрудника школы, чем на ученика, которым он все еще являлся. В отличие от других контекстов, рассматриваемых в этих двух последних главах, в данном случае оппозиционная позиция — даже в сельской местности Новой Зеландии — выражалась в длинных волосах. Молодежная революция 1960‐х годов, наперекор историческим прецедентам, сделала символом социального и политического протеста свободно отращиваемые волосы: их длина противоречила предписанным коротким стрижкам, став самым заметным признаком обширного культурного противостояния.

Его история начинается в 1963 году с внезапного появления ливерпульской четверки лохматых молодых людей в массовом сознании (ил. 6.1). Первый сингл The Beatles был выпущен несколькими месяцами ранее, а в апреле они появились на национальном телевидении. Это стало определяющим моментом, который изменил не только Британию, но и весь мир. К следующему году их стремительный взлет стал частью британского менталитета. В ретроспективном обзоре в декабре 1964 года газета Daily Mirror описала, как «ливерпульские лохматики стали развлекательным феноменом эпохи»: общество уже определяло себя отталкиваясь от образа знаменитой четверки, спешило превратить их в идолы [424] The Daily Mirror. 1964. December 22. P. 9. . Из всего, что было сказано о The Beatles — во всех колонках, посвященных группе, потоках фанатского обожания и пренебрежительных колкостях со стороны культурного истеблишмента, — самые частые комментарии в эти первые годы касались их причесок. Казалось, о The Beatles нельзя говорить без упоминания о «зарослях» на их головах: феномен их музыки неотделим от зрелищной внешности. Например, в мае 1964 года американец Том Вулф в заголовке статьи о Джоне Ленноне задал вопрос: «Интеллектуал под всеми этими волосами?» Три месяца спустя журналист Пол Джонсон написал для журнала New Statesman статью под названием «Угроза битломании», где утверждал, что «оролева выразила обеспокоенность по поводу длины волос Ринго» [425] Wolfe T. A Highbrow Under all that Hair // Book Week. 1964. May 3; Johnson P. The Menace of Beatlism // New Statesman. 1964. February 28. Cit. ex: Elizabeth Thomson and David Gutman (eds). The Lennon Companion: Twenty-Five Years of Comment. Houndmills; London: Macmillan Press, 1987. Pр. 39–40, 44–47. .

Имитаторы битловских причесок были повсюду, породив своеобразный «эффект Вертера» [426] Имеется в виду волна самоубийств, прокатившихся по Европе после публикации «Страданий юного Вертера» И. В. Гёте. «Эффект Вертера» стал устойчивым термином в криминалистике, отсылая ко всем последующим массовым самоубийствам, спровоцированным литературными, кинематографическими или медиарепрезентациями. ( Прим. ред. ) в области стиля. По всей стране мальчики и юноши подражали восходящим звездам поп-сцены, главным образом The Beatles, но также и их более растрепанным коллегам из The Rolling Stones. Школьники, студенты, подмастерья и рабочие перестали посещать парикмахера и с волнением изучали результаты в зеркале. В этом явлении следует отметить три вещи. Во-первых, это крайне молодой возраст большинства из тех, кто участвовал в этом движении. Если республиканские стрижки 1790‐х годов ассоциировались с более молодыми мужчинами, а не со старой гвардией, в данном случае агентами были парни в школьных пиджаках и подростки, только увидевшие мир. Молодежная революция действительно касалась молодежи.