Юлий Гессен - Жизнь евреев в России [litres]

Значительно большие последствия в еврейской жизни имело упразднение кагала.

В сущности, уничтожение кагала уже давно, как было выше сказано, отвечало потребности широких еврейских масс, и несомненно, что упразднение этого института, при условии подчинения евреев общим учреждениям, на равных с христианами правах, скорее всего, привело бы евреев к сближению с окружающим населением. Но в тот 20-летний период, когда создавалось новое законодательство о евреях, правительство не только ограничило участие евреев в сфере самоуправления городского и торгово-промышленного класса, но и усилило значение кагала. Особенную власть над еврейской массой кагал получил благодаря тем функциям, которые были на него возложены в связи с воинской повинностью евреев; его значение усилилось также и благодаря расширению его деятельности как органа фиска.

И когда в 1844 году кагал был официально уничтожен – «никакое особое еврейское управление существовать не может» – и все еврейские дела перешли в ведение дум и ратуш, в которых участие и значение евреев было сведено почти к нулю, то оказалось, что управление еврейскими делами перешло из рук евреев почти всецело в руки христиан, а между тем прежняя гражданская оторванность евреев осталась в силе – как потому, что ограничительными законами евреи были обособлены в сословно-городской жизни, так и потому, что еврейские общества по необходимости продолжали существовать в качестве особой хозяйственной единицы: в отношении, например, уплаты податей и исполнения рекрутчины евреи самим законом были отделены от остального населения.

Положениями 1835 и 1844 годов была исчерпана правительственная регламентация внутренней еврейской жизни – указанными актами по сию пору нормируются основные условия религиозно-общественного быта евреев.

Лишь в отношении раввината последовало новое законоположение, в корне изменившее характер этого института.

По закону 1855 года никто (начиная с 1875 г.) не мог быть определен в раввины, кроме кончивших курс в еврейских раввинских училищах (отнюдь не стоявших высоко в богословском отношении) или в общих высших или средних учебных заведениях.

Таким образом, с одной стороны, духовным пастырем не может быть тот, кто не получил общего среднего образования, что является совершенно недоступным для еврейских ученых мужей, всю свою жизнь проводящих в сфере еврейского религиозного учения и в подавляющем числе случаев совершенно чуждых знания общих училищных курсов; с другой стороны, закон не требует от еврейского духовного пастыря ничего иного, как только знаний по среднеучебной программе. Законодатель имел одну цель – превратить раввина в надежного полицейского чиновника.

Еврейская масса встретила этих раввинов с глубокой враждой; она не признала в них своих духовных пастырей и, заклеймив их кличкой «казенных», как бы торжествовала, когда на должность казенного раввина сплошь да рядом выбирались люди, совершенно не сведущие в еврейском законе и еврейской письменности. Истинным духовным руководителем еврейской общины явилось другое лицо, так называемый духовный раввин, избирающийся общиной без всякого участия правительства.

По существу, положения 1835 и 1844 годов заключали в себе в известной мере элементы, в условиях того времени благодетельные для еврейской жизни. Но общая тяжелая атмосфера не дала им привиться в еврейской жизни: насильственное обращение в христианство малолетних солдат, жестокие меры для взыскания податей, назначение в новые школы грубых смотрителей-христиан, преследование полицейскими мерами ношения пейсов, ермолок и длиннополых кафтанов, вторжение администрации в мелочи внутренней еврейской жизни, усиление цензуры еврейских богослужебных книг и прочее – всё это превратило существование еврея в бесконечное страдание и унижение.

Когда с воцарением Александра II евреи были поставлены в более благоприятные условия внутренней и внешней жизни, некоторые положительные стороны законоположения 1844 года не замедлили сказаться: казенные школы приобрели популярность среди населения; подчинение общему управлению (требующее для евреев равноправия в сословно-городском самоуправлении) приблизило еврейское общество к более правильному удовлетворению его нужд в сословно-городской жизни; мелкие стеснения во внутреннем быту потеряли свою остроту и т. д.

Но с наступлением 80-х годов XIX века жизнь евреев оказалась в условиях, более тяжких в некоторых отношениях, нежели в николаевскую эпоху, а вместе с тем законоположения 1835 и 1844 годов получили для них свое былое значение…

В настоящее время устройство еврейских общин представляется, в общих чертах, в следующем виде.

Еврейские общества являются известными хозяйственно-податными единицами, причем, однако, эта роль носит исключительно пассивный характер. Еврейское общество в каждом данном месте участвует, в лице выборных уполномоченных, как в собирании сведений и даже определении расходов, потребных на покрытие в наступающем году религиозно-общественных нужд, так и в установлении размера коробочного сбора, но фактическое осуществление этих смет и удовлетворении тех или других нужд зависит от городского общественного управления губернской власти. Вообще же ведение хозяйственных дел, например, по управлению молитвенными домами, школами и т. д., предоставлено городским общественным учреждениям, которые, если желают, приглашают на совещание оседлых зажиточных, так называемых «почетнейших» членов местного еврейского общества.

Представительного органа еврейские общества не имеют. Они также не существуют как юридические лица. Если делается дарственная запись на имя «еврейского общества» или самое общество желает обзавестись собственным зданием, то фактически нет официального представителя, который мог бы принять дар или совершить купчую.

За юридическое лицо закон признает только представительство синагогального прихода, так называемые «духовные правления», состоящие из трех лиц, избираемых молитвенным обществом, то есть всеми евреями, собирающимися в той или другой синагоге или молитвенной школе.

Синагоги и молитвенные школы учреждаются с разрешения губернского начальства; эти здания не могут быть располагаемы в близком расстоянии от христианских церквей; расстояние между еврейским молитвенным зданием и православной церковью не должно быть менее ста саженей.

Подобно христианским, еврейские молитвенные здания оберегаются властью от близости питейных заведений.

Таких молитвенных домов и в маленьких общинах бывает несколько – для совершения обрядов веры или молитв. Но молитвенные управления [34] Деятельность молитвенных правлений находится под непосредственным контролем городского общественного управления. , вследствие целого ряда бытовых и исторических условий, находятся в подавляющем большинстве случаев на столь низком культурном уровне и в таком материальном состоянии, что они решительно не в состоянии справиться даже с задачей по управлению духовными и внутренними хозяйственными делами своего прихода. Тем менее эти учреждения способны руководить делами более общего характера; многочисленность этих мелких учреждений в каждой данной общине лишает их авторитетного значения.