Юлий Гессен - Жизнь евреев в России [litres]

Предубеждение против евреев, и не столько как нехристиан, сколько именно как евреев, с предками которых связан трагический конец земной жизни Христа; ненависть к конкуренту-врагу, которого как будто нельзя победить; суеверный страх перед народом, духовная жизнь которого столь непонятна, столь таинственна, что кажется даже страшной, – все эти чувства, щедро рассыпанные в душе отдельных людей, но не объединяющиеся при свете дня в душе целого народа, все эти чувства и составили ту скрытую силу, которая исказила в глазах законодателя действительный облик и жизнь еврея, вернее, ту силу, которая заставила правительство исказить живую действительность, ту силу, которая, держа законодателя в беспричинном страхе, в стихийном смятении и в безвольном состоянии, не допускала его до созидательной работы, а понуждала его лишь уничтожать то, что творила жизнь, и творить то, что жизнь неминуемо должна была уничтожать.

И именно поэтому ограничительное законодательство воздвигалось и воздвигается на ответственности всего еврейского населения за каждого члена в отдельности; оно набрасывает свою сеть не только на тех, кто, с точки зрения данной законодательной меры, признается виновником того или другого вредного явления, но и на прочее еврейское население.

В связи с этим под влиянием религиозного предубеждения, с одной стороны, и под давлением обывателя, преисполненного торгашеской зависти, с другой, администрация усугубляла на практике суровость ограничительных мер: создавая всяческие сомнения в применении законов, возбуждая многообразные вопросы, она их разрешала в смысле расширения действий ограничительных законов, и к жертвам законодателя присоединялись жертвы жестокой исполнительной власти…

Так в многообразных тисках бьется в течение более века в мучительных корчах еврейское существование в России. Тайна великого терпения еврейского народа скрыта в его религиозном сердце, в мысли, умудренной многовековым историческим прошлым. Но эта сила духа спасала еврея лишь от страха жизни, она сохранила в нем веру в будущее и заставляла его переживать нынешний день в надежде на завтрашний. Нужно было жить – и еврей жил…

Но как же мог он существовать при своем бесправии? Ответ на этот вопрос дают условия русской жизни.

Для поддержания своего существования приходилось бороться человеческими средствами. И евреи прибегали к тому средству, которое было наиболее действенно по условиям окружающей жизни. Евреи покупали , в прямом и полном смысле этого слова, право на жизнь. Если бы законы о евреях в течение более века осуществлялись во всей их полноте, вряд ли еврейский народ мог бы их пережить, сохранив человеческий облик. Евреи покупали себе облегчение на местах, в глухих углах, в губернских центрах и столице. Последние крохи бедняка уходили на то, чтобы не быть изгнанным с векового места жительства, чтобы не лишиться права на занятие, чтобы получить разрешение восстановить ветхое здание молельни, чтобы не заплатить 300 рублей штрафа за уклонение от воинской повинности сына, скончавшегося в младенческих годах, – каждый шаг еврея требовал своей оплаты…

Если бы историческая жизнь евреев в России складывалась в течение минувших 130 лет под одним лишь воздействием правительственной власти, то можно было бы ожидать, что в обновленной России еврейское население с первою же зарею свободно осуществит свое равноправие. Но беспристрастное изучение прошлого убеждает, что в злом деле, которым еврейское население в течение столь долгого времени ограничивалось в гражданских и человеческих правах, в этом великом человеческом жертвоприношении, принимала участие не одна лишь правительственная власть, но и разнообразные общественные группы. И в этом-то и таится трагизм еврейского существования в России. Можно думать, что привычка видеть евреев в гражданском бесправии и общественном унижении стала второй натурой многих русских людей: нередко человек просвещенного ума и благородных стремлений превращается в язычника пред лицом еврея, принесенного на заклание, и принимает эту жертву.

В индифферентизме огромного большинства русского общества к жизни сограждан-евреев лежит опасность для их будущей судьбы. И если для счастья русского народа нужны политические реформы, то для счастья евреев в России необходимо еще уничтожение языческих пережитков в широких кругах русского общества…

Характер русского ограничительного законодательства о евреях – Отсутствие планомерности и определенности в целях – Бессилие законодательства в борьбе с требованиями жизни – Роль правительства и общества в созидании ограничений

Когда окидываешь взором хаотическую громаду – русское ограничительное законодательство о евреях, – возникает скорбный вопрос: для какой реальной надобности, по каким побудительным причинам, по какому плану люди трудились более века над созиданием его? Но ответа нет.

Оставаясь неизменным в своих основных моментах, это ограничительное законодательство существовало при самых разнообразных условиях русской политической и общественной жизни, далеко не всегда находясь в непосредственной связи с ней. Если в периоды либеральных веяний положение еврейского народа несколько облегчалось, то всё же эволюция государственной и общественной жизни России весьма слабо отражалась на его судьбе.

<���…> [35] Вступление публикуется с сокращениями, поскольку в значительной мере повторяет главу «Итоги» (с. 142–148 наст. изд.). – Прим. ред.

…Когда эти выводы, как результат исторического обзора важнейших ограничительных законов о евреях в России, были сделаны мною для представления членам первой Государственной думы [36] Предназначенная для членов первой Государственной думы, книга «О жизни евреев в России» (Спб., 1906) вследствие роспуска была роздана депутатам второго созыва. Позже книга вошла в состав сборного труда: Толстой И.И., Гессен Ю. Факты и мысли. СПб., 1907 г. , торжественно-повышенное настроение, которое переживали тогда прогрессивные элементы русского общества, воспалило фантазию еврейского народа, и большинству его чудилось, что одним напряженным душевным движением, вызванным глубокопроникновенным сознанием всей важности наступившего исторического момента, народные представители разрушат стены еврейского бесправия, раскуют цепь унижения, остро, до крови впившуюся в еврейскую жизнь. И тогда вчерашний день станет отдаленным, полузабытым прошлым.

Но не все верили в эту сказку, рожденную печалью еврейской души.

Знали мы, что грохот повседневной суетливой жизни жестоко и цинично вырвет этот старый, закаленный страданиями народ из-под ласковой власти сновидения.