Юлий Гессен - Жизнь евреев в России [litres]

В 1838 году министр внутренних дел Блудов возбудил в Комитете министров вопрос об устройстве и в Петербурге такого же гетто. Но Комитет, приняв во внимание, что подобное учреждение, сосредоточивая многих евреев в одном месте, представляло бы вид особого еврейского квартала, в котором могли бы понадобиться и раввины, и резники, и т. п., отверг предложение Блудова, отметив, что столичная полиция может собственными силами наблюдать за евреями. Комитет воспользовался этим случаем, чтобы рассмотреть вопрос и о Глебовском подворье; он, несомненно, желал немедленного уничтожения его, но ему пришлось согласиться на то, чтобы оно продолжало свое существование «временно, до усмотрения», – московская администрация, с генерал-губернатором во главе, прилагала все усилия к тому, чтобы сохранить подворье: сборы, поступавшие с евреев, были слишком заманчивы. Официально эти доходы принадлежали глазной больнице, которой Глебов завещал свой дом, но ревизия показала, что фактически евреи являлись доходной статьей не для одной лишь больницы. И в течение ряда лет центральная власть, при всякой попытке упразднить гетто, встречала в Москве со стороны влиятельного генерал-губернатора Закревского непреодолимые препятствия [88] Гессен Ю. Московское гетто // Пережитое, т. I. .

Раз существовало предубеждение против допущения евреев за пределы черты, предубеждение, в атмосфере вражды легко находившее разнообразные мотивы для своего обоснования, то разрешение жить в Астраханской губернии и Кавказской области не могло не представляться аномалией, ломающей стильные линии ограничительной системы.

Право проживания в этих местностях было дано положением 1804 года; потребовав удаления еврейского населения из деревень и сел, этот закон открыл пред ним новую территорию, полагая, что таким путем будет в известной мере ослаблена скученность в городах черты оседлости, вызванная выселением из уездов. Это предположение, однако, не оправдалось. Отдаленность препятствовала иммиграции евреев. Двадцать лет спустя ни в Астраханской, ни в Кавказской губерниях не значилось в окладе ни одного еврея; когда же в это время один еврей задумал водвориться на постоянное жительство в Кавказской губернии, министр финансов Канкрин решил вновь закрыть пред евреями обе губернии. Истолковывая закон в том смысле, что евреи могут поселяться здесь только с особого каждый раз разрешения, он предложил (1824 г.) Комитету министров вовсе запретить им водворение, мотивируя это бессвязным заявлением, что край открыт для внешней торговли, евреи же, не исполняя государственных постановлений, не направленных к их выгоде, нанесут ущерб таможенному сбору и общественному кредиту; и Комитет министров, опираясь, со своей стороны, на соображение, будто водворение евреев может быть вредно при распространении азиатской торговли, постановил передать вопрос на рассмотрение Еврейского комитета, а до его решения – воздержаться от допущения евреев в край (1825 г.).

Последнее распоряжение не было, однако, фактически осуществлено, так как в правилах 1827 года о приезде евреев во внутренние губернии Астраханская губерния была включена в число мест, открытых для них, и вскоре в Астрахани образовалась немногочисленная колония евреев. Но Государственный совет, рассматривая Положение о евреях 1835 года, нашел, что обе области должны быть закрыты для евреев, так как правительство уже делало шаги в этом направлении, а кроме того, Государственному совету не понравилось, что при переселении в те края евреи будут проезжать внутренние губернии. Тогда астраханский губернатор выступил с ходатайством об оставлении проживавших в его губернии 49 душ, так как постоянное пребывание евреев в Астрахани «было бы весьма полезно сколько для снабжения тамошнего края хорошими ремесленниками, как то: портными, сапожниками, галантерейными мастерами и т. п., столько же и для самого распространения и развития сих ремесел, в общественной жизни необходимых, между коренными жителями, ибо отдаленный край сей терпит немалый недостаток в людях такого рода».

Увы, все эти соображения разбились об упорство предрассудка: просьба губернатора была отклонена [89] ВПСЗ, № 8481. – он получил предписание выселить всех евреев.

Но как же посмеялась судьба над этой борьбой сильного правительства с горстью беззащитных тружеников, когда почти одновременно тут же, по соседству, правительство должно было в своей агрессивной политике отступить пред своим слабым врагом евреем.

Грузия никогда не считалась открытой для евреев; тем не менее здесь проживали – особливо в Тифлисе – евреи из России и заграничные, занимаясь преимущественно портняжным, сапожным, шапочным и другими ремеслами; польза, приносимая ими, была тем ощутимее, что среди туземцев было мало мастеровых. Изданные в 1827 году правила о временном проживании евреев вне черты оседлости заставили местную администрацию удалить евреев-ремесленников, и тогда цены на изделия «неимоверно возвысились», как свидетельствовал главноуправляющий Грузией, Кавказской и Закавказской областями. Впрочем, евреи вскоре вновь водворились – вероятно, не все были выселены, – и в 1833 году главноуправляющий обратился в Петербург с просьбой разрешить евреям более длительное пребывание, обратив внимание на то обстоятельство, по-видимому, неизвестное центральной власти, что в некоторых местах Грузии с давнего времени существуют целые селения евреев, коренных жителей, пользующихся правами наравне с прочим населением. Это сообщение должно было смутить центральную власть: Грузия не входит в черту оседлости, а между тем там проживает плотно осевшее еврейское население! Одних приписанных к кагалам в 1835 году числилось свыше двенадцати тысяч евреев, но, кроме того, их было много между «покорными и непокорными горцами». Как быть?

Когда положение 1835 года подтвердило старые границы черты оседлости, главноуправляющий был вынужден (1836 г.) повторить, что выслать коренных евреев нет никакой возможности, да и вновь водворившиеся ремесленники нужны. Тогда Комитет министров увидел себя в необходимости примириться с фактом, пред которым был бессилен: закон 1837 года санкционировал проживание местных евреев, а в отношении пришлых ремесленников предоставил главноуправляющему свободу действия.

В основе ограничительных законов о жительстве лежит своеобразная презумпция, что пребывание евреев, как людей, заведомо склонных к проступкам и преступлениям, вредоносно в данном месте, и пока нет уверенности, что отдельные лица составляют в этом отношении исключение, виновные и подозреваемые в предъявленном обвинении подлежат одинаковой репрессии. Вот почему в дальнейшем, при разрешении той или иной группе евреев проживать в запретном месте, предварительно доказывалось, что таковая составляет по своим качествам исключение из общей массы. Но была территория, на которой, в виде изъятия, могли проживать лишь те евреи, которые признавались наиболее порочными, на которой евреям с честным именем, евреям труда, запрещалось водворяться. То была