Юрий Алексеев - Освобождение Руси от ордынского ига

Попутно отметим, что нет никаких сведений и об опале другого «злого советника», названного в софийско-львовском рассказе, — Мамона. Григорий Андреевич (в Софийско-Львовской летописи ошибочно «Васильевич») Мамон — сын Андрея Дмитриевича, боярина князя Ивана Андреевича Можайского. [553] В 1442/43 г. князь «поймал» этого боярина, а жену его Марию «зжегл». [554] Следует отметить, что в годы феодальной войны князь Иван Можайский был союзником Шемяки и активным противником Василия Темного. О деятельности самого Григория Мамона в источниках сведений нет; согласно Новиковскому списку думных людей, ему в 1499/1500 г. было «сказано» окольничество, а в 1509/10 г. он умер. [555] По тому же источнику его сын Иван был в 1502/03 г. окольничим, а в 1504/05 г. умер. [556] Другой сын Мамона Иван Меньшой в 1495 г. назван в числе детей боярских, сопровождавших Ивана III в его последней поездке в Новгород. [557] Иван Григорьевич Мамонов занимал видное место в ряду русских дипломатов конца XV — начала XVI в. В 1499 г. он дважды ездил послом в Литву, [558] в 1500–1502 гг. был послом в Крыму, [559] в 1515 г. умер в Крыму во время очередного посольства. [560]

Следует отметить, что одна из миссий И.Г. Мамонова носила сугубо секретный, конфиденциальный характер: отправленный 30 мая 1499 г. к Александру Литовскому, он должен был добиться аудиенции у великой княгини Елены и передать ей лично устное послание отца в связи с начавшимися в Литве притеснениями православного русского населения. [561] Это свидетельствует о том, что И.Г. Мамонов пользовался полным доверием Ивана III. «Злые советники» софийско-львовского рассказа в глазах великого князя вовсе не были таковыми — после 1480 г. они и их дети продолжали пользоваться его расположением.

И.И. Салтык Травин — выходец из захудавшего рода смоленских княжат Фоминских, издавна связанных с Москвой и игравших видную роль в первой половине XV в. [562] Сам он — активный участник походов русских ратей в 60–80-х гг. XV в. В 1469 г. в числе других детей боярских двора великого князя Салтык посылается на Устюг для похода на Казань. [563] В 1483 г. он возглавляет вологжан в большом походе за Уральский хребет — одном из самых замечательных военных предприятий того времени. [564] Сохранилась его духовная, составленная перед отправлением в этот поход. В ней Салтык распоряжается своим движимым и недвижимым (два села в Московском уезде) имуществом. В духовной Салтыка характерна фраза: «А што мои слуги, то все и з женами и з детми на слободу». [565] Значит, готовясь к возможной гибели в походе, Салтык завещал распустить свой двор. Дата его смерти неизвестна. В походе 1483 г. он не погиб, летом 1489 г. он — первый воевода судовой рати, идущей на Вятку. [566] Духовная его, видимо, была реализована: современный список ее попал в архив Троицкого монастыря. Бывшие «слуги» (послужильцы) Салтыка, отпущенные на «слободу», могли в дальнейшем оказаться на службе великого князя.

Нет данных и об опале В.Ф. Образца Симского. Принимая версию о его опале в начале 80-х гг. и о роспуске его двора как признаке этой опалы, С.Б. Веселовский вместе с тем справедливо отмечает, что «карьера В.Ф. Образца от этого не пострадала». [567] Действительно, в 1485 г. мы видим Образца наместником в только что присоединенной Твери. [568] Его жена Мария записана в синодике Успенского собора среди больших боярынь великокняжеского двора. С.Б. Веселовский с полным основанием видит в этом признак близости Образца ко двору. Ввиду этого версия самого С.Б. Веселовского, что Образец был подвергнут немилости как представитель «политики примирения» с удельными князьями Андреем и Борисом и уступок им (во имя решительных наступательных действий против Ахмата), представляется весьма недоказательной. Послужильцы Образца могли попасть в число новгородских помещиков после отпуска на волю своим господином, вне связи с его гипотетической опалой.

Нет данных и об опале М.Я. Русалки Морозова, дворецкого в походе 1479 г. на Новгород. В июне 1490 г. Русалка ведет от имени великого князя переговоры в Москве с послом Казимира Литовского Станиславом Петрашкевичем, [569] в январе 1495 г. он — второй посол к Александру Литовскому в свите великой княжны Елены. [570] Осенью того же года М.Я. Русалка участвует в торжественной церемонии поставления митрополита Симона («осля тогда водил под митрополитом») [571] и в качестве боярина сопровождает Ивана III в его последнюю поездку в Новгород. [572] По данным Шереметевского списка думных людей, он умер только в 1500/01 г. [573] Таким образом, по крайней мере в трех случаях (из семи, приведенных С.Б. Веселовским) у нас нет достаточных оснований связывать появление помещиков из послужильцев с опалой их господ. Это заставляет поставить под сомнение сам критерий, избранный С.Б. Веселовским (и воспринятый в позднейшей историографии).

Нет данных и об опале Товарковых. Иван Федорович Ус Товарков, которого С.Б. Веселовский назвал «выдающимся человеком последней четверти XV в.», 20 октября 1483 г. разбирал земельный спор с боярами князя Бориса Волоцкого. [574] Умер Иван Федорович, по-видимому, около 1486 г. — в феврале этого года с. Кудрино, бывшее за ним, было передано в пожизненное держание Ощере. [575] В духовной грамоте Ивана III упоминается слобода «на Шайе… по Угру», «что Товарков садил» [576] (населенный пункт Товарково сохранился на Угре до наших дней).

Сын Ивана Уса Иван Иванович (в походе на Новгород 1479 г. — сын боярский) [577] был впоследствии окольничим. [578] 6 декабря 1505 г. он «приказал» подтверждение жалованной грамоты Троицкому монастырю на с. Илемну. [579] Ввиду этого нет основания согласиться с гипотезой Г.В. Абрамовича об опале Товарковых и о том, что в отличие от Тучковых «их карьера больше не восстановилась». [580]

В.Б. Тучко действительно подвергался опале, о чем пишет в своей духовной («господарь князь великий» смиловался, отдал ему конфискованные было села) [581] и о чем есть прямое указание в летописи. [582] В духовной поименно перечисляется большое количество холопов и страдных людей, завещаемых единственному наследнику — сыну Михаилу, но делается важная (и обычная в духовных) оговорка: «…а что мои холопы и робы в сей духовной не писаны, тех всех людей отпустил есми их на слободу… и приказники мои тем людям дают свои грамоты отпускные». [583] Значит, и в этом случае нет бесспорных оснований для того, чтобы связывать появление послужильцев Тучка среди новгородских помещиков с опалой их господина. Как и в других случаях, послужильцы Тучка могли попасть в число помещиков не обязательно вследствие его опалы и роспуска двора — они могли воспользоваться своей свободой и стать служилыми людьми великого князя. [584] У нас нет никаких оснований связывать опалу Борисовичей Тучков (последовавшую, по данным Ермолинской летописи, в 1484/85 г.) с событиями на Угре в 1480 г. Гипотеза, предложенная С.Б. Веселовским по этому поводу («поносные слова и укоризны» В.Б. Тучка, о которых почти сто лет спустя писал Иван IV Курбскому, «могли быть сказаны… по поводу чрезмерной, как тогда казалось многим, осторожности и даже трусости вел. кн. Ивана»), [585] не кажется достаточно убедительной — она в сущности носит чисто умозрительный характер. В 1480 г. В.Б. Тучко выполнял важное и ответственное поручение великого князя, обеспечивая эвакуацию из Москвы на Белоозеро великой княгини Софьи с детьми и государственной казны. [586] Это свидетельствует о полном доверии к нему, а не о его конфликте с великим князем.