Андрей Беляков - Чингисиды в России XV–XVII веков: просопографическое исследование

Сами карачи-беки в Касимове в предыдущий период, скорее всего, существовали. Хотя их влияние и значение, конечно же, было не таким, как в Крыму. Следует отметить, что, к примеру, в Большой Орде важнейшие государственные вопросы решались не на совещании хана с четырьмя карачами, а на собрании огланов и беков [1682]. В.В. Вельяминов-Зернов предполагает, что упоминаемый в 1563 г. в городе большой князь Ширинский, в пользу которого шла пошлина, был не кто иной, как карача-бек, глава рода ширин, пребывавшего в Касимове [1683]. С этим, по-видимому, следует согласиться. Упоминаемый Ширин, судя по всему, находился в составе двора царя Шах-Али б. Шейх-Аулиара или, что более вероятно, это получивший автономность представитель верхушки двора касимовской крымской династии. А упоминаемые пошлины были переданы ему касимовским (или московским) царем как содержание за службу. Подобное мы видим в начале XVII столетия. При царе Арслане б. Али 50 рублей из таможенных доходов зачисляли в годовое жалование Ак-Мухаммед сеид Белек сеид Шакулова [1684]. 40 рублей с ватажных рыбных ловель села Ерахтур предназначались князю Тохтамету Шамарданову [1685]. Но также легко допустить иное развитие событий. Некий Ширин со своим отрядом, возможно, состоящим из членов одноименного клана, мог быть поселен в Мещере. При этом ему в оплату содержания передали некие пошлины в регионе. Вполне возможно, что это был один из членов двора касимовских Гиреев. Близки к подобному взгляду М. Акчурин и М. Ишеев. Они утверждают, что род Ширины мог появиться в Мещере не ранее 1432 г., в результате конфликта с Улуг-Мухаммедом б. Хасан-огланом [1686]. Мы можем увидеть в этом аналогию с мордовскими князьями, получавшими свои доходы в виде ясака и пошлин с тех или иных мордовских беляков. В подтверждение данной версии говорят и приглашения со стороны Москвы в середине XVI в. отдельным ногайским мирзам поселиться на территории Мещеры. Также необходимо помнить, что влияние родоплеменных структур (нединастической знати) в Орде появилось далеко не сразу. Благодаря относительно мирной и сытой жизни на протяжении первой половины XIV в., демографическая ситуация изменилась. Степные племена множились, их беки приобретали все больше подданных, а значит, происходило повышение их социальной значимости и политического влияния [1687]. При слабых ханах их власть возрастала. Нечто подобное мы видим в Казани, где нобилитет стремился посадить на престол юных ханов. Это давало им высокую долю самостоятельности. Но в условиях проживания относительно компактной группы в окружении иной, нежели привычная, экономической, религиозной и культурной среды, тем более, оказавшись в условиях достаточно строго нормированных размеров материальных благ, когда твое благосостояние полностью зависит от сюзерена-чингисида, а право отъезда практически не действует, роль родовой знати значительно упала [1688]. В подобных условиях сохранение института карачи-беков скорее всего является стремлением мемориализировать те или иные стороны привычной степной жизни. В новых условиях залогом сохранения их статуса является близость того или иного бека к своему царю или царевичу. При этом те или иные родственные связи (в том числе и через аталычество) становятся одним из самых главных факторов. Присутствие джалаирца Кадыр-Али-бека среди касимовских карачи-беков при Касимовском царе Ураз-Мухаммаде это более чем наглядно иллюстрирует. Сомнительно, что на рубеже XVI–XVII вв. в городе оказалась значительная группа представителей эля джалаир, в своей основе кочевавших в казахских степях, и стала оказывать значительное влияние на остальных касимовских татар, появившихся в рассматриваемом регионе раньше на столетие или даже полтора. В иных городах, где проживали Чингисиды, реальное влияние Карачи-беков, несомненно, было еще ниже. В ряде случаев можно поставить под сомнение и само наличие в них представителей сразу четырех элей. Некоторым исключением, возможно, являлись ближайшие родственники казанской знати во дворах тех представителей «золотого рода» конца XV — начала XVI вв., что не оставляли надежды стать казанскими ханами, а также ближайшее окружение крымского царевича Мурад-Гирея в Астрахани в конце XVI в. Но и в данном случае родовые интересы, скорее всего, уходили на второстепенное место.

Этнографы обратили внимание на регион только в начале XX в. Их интерес привлекли в первую очередь проблемы складывания общности мещерских татар и мишарей [1689]. В целом можно выделить несколько основных подходов: мишари — это отатарившаяся часть мещеры (можар) [1690]; это осколок Золотой Орды, поэтому касимовские татары и мишари представляют собой единое целое [1691]; низы касимовских татар составляли финны, верхи — татары, постоянно испытывавшие финское влияние [1692]. Позднее в касимовских татарах видели то ногайцев [1693], то по преимуществу выходцев из Казани [1694]или с Северного Кавказа [1695]. Нужно отметить, что стремление ряда исследователей установить этническую принадлежность тех или иных членов дворов татарских царей и царевичей, исходя из их имен, без привлечения иных источников, в первую очередь, архивных, далеко не всегда приводит к правильным выводам. Так, И.Г. Добродомов на основании длительного использования в их родовом прозвище звука «ц» предполагает мещеряцкое происхождение Байцыных [1696]. Однако источники однозначно говорят о том, что их родоначальники происходили из сибирских татар.

Скорее всего, состав дворов касимовских Чингисидов был пестрым. Наиболее отчетливо это видно на примере двора царя Арслана б. Али. Здесь мы, в частности, видим, наряду с собственно татарами, ногаев, калмыков, турок [1697]. Могли попадать в состав того или иного двора представители мордвы и иных народов. Встречаются в нем, по крайней мере в XVII в., и русские. Более однородным состав мог быть, пожалуй, только у представителей крымской династии. Однако ни в коей мере нельзя согласиться со мнением некоторых исследователей, считающих, что на рубеже XV–XVI вв. крымские татары относительно легко передвигались из Крыма в Мещеру и обратно. Это противоречит нашим данным о правовом положении дворов служилых Чингисидсв того времени. К тому же в этом случае мы должны согласиться с существованием некой двойной юрисдикции Мещеры.

В остальном ситуацию по этническому составу дворов первой половины XVII в. вполне можно перенести на более ранние периоды. Конечно же, с определенными поправками. На этнический состав лиц, сопровождавших того или иного Чингисида, влияло несколько факторов. Среди них: регион, из которого он выехал; территория, на которой по преимуществу проживали представители этой ветви «золотого рода»; общая ситуация в Дешт-и Кипчаке (при начале очередной «замятии, в том или ином его регионе отток населения из него увеличивался).