Сергей Свечников - Присоединение Марийского края к Русскому государству

В 1526 г. к Казани вновь были посланы русские рати «в судех» и «полем» [491]. Об этом имеется разрядная запись, но русские летописи не содержат никаких упоминаний о боевых действиях между русскими и казанскими войсками в 1526 г. Вследствие этого практически все исследователи обошли своим вниманием поход 1526 г. Тем не менее, С. Герберштейн дает понять, что в том же 1526 г. состояние войны между Россией и Казанским ханством сохранялось: по его наблюдениям, в Москве велись безуспешные переговоры между казанскими послами и русским правительством и «не было никакой надежды на заключение в будущем мира между ними» [492]. Возможно, австрийский дипломат ничего не сообщил об этом походе потому, что он, покидая Россию, не успел узнать подробности.

Не исключено, что рассказ о походе 1526 г. содержится в следующей записи С. Герберштейна: «В это же время московит ходил и на Казанское царство как с судовою, так и с конною ратью, но вернулся оттуда безуспешно, потеряв очень много воинов. Хотя государь Василий был очень несчастлив в войне, его подданные всегда хвалят его, как будто он вел дело со всяческой удачей. И пусть домой иногда возвращались едва не половина воинов, однако московиты делают вид, будто в сражении не потеряно ни одного» [493]. Комментатор «Записок» А.Л. Хорошкевич, привязывая этот отрывок к предыдущему тексту и опираясь на предположения А.А. Зимина, определила, что речь здесь идет о походе 1520 г., когда «7 городов силы судовой» были отправлены под Казань, чтобы оказать помощь союзному тогда Мухаммед-Гирею в его войне против Астрахани [494]. Однако сразу же бросаются в глаза существенные противоречия. Отправленные в 1520 г. войска, судя по разрядным записям, скорее всего, не дошли даже до Казани, а не только Астрахани, поскольку основная часть отправленных по Волге воевод осталась годовать в Нижнем Новгороде [495]. К тому же казанским ханом в это время был Шах-Али, соответственно, вряд ли русские рати могли понести такие тяжелые потери; хотя в ханстве росли антимосковские и антирусские настроения, тем не менее, восстание разразилось только в следующем 1521 г. Но самое главное — в 1520 г. были отправлены лишь судовые рати. Что же касается войска князя Ивана Ушатого, двигавшегося якобы сухим путем (предположение А.А. Зимина), то тут тоже есть спорные моменты: во-первых, нигде нет указаний, что они шли «полем» либо «в судах», во-вторых, в одной из разрядных книг указано, что князья И. Ушатый, В. Чюлок, А. Ситцкий были отправлены под Казань не в 1520, а в 1519 г. [496]Из всего этого можно сделать вывод, что С. Герберштейн вел речь не о походе 1520 г., а, по всей видимости, о войне 1526 г. Это видно и из контекста: создается некоторое впечатление, что рассказчик был очевидцем, но плохо осведомленным, в ходе своего повествования он приступает к описанию событий и явлений, ставя глаголы несовершенного вида в настоящее время [497]. К тому же С. Герберштейн в своих «Записках» не придерживается строгой хронологической последовательности изложения событий.

Дополняет короткий рассказ австрийского дипломата Казанский летописец. Видимо, именно тогда, в 1526 г., марийцами и чувашами была устроена на Волге засада, описанная в данном источнике: «От нечаемыя нашия беды тоя рати в лодиях на Волге черемисы злыя казанския наших поби, весь яртоулный полк, убиша 5 000, передовой полк весь побиша 15 000, а от болшего полка 10 000 некоим ухищрением. В теснинах бо реки тоя, в местех островных, запрудиша великим древием и камением, и доспеша аки праги, и ту згрудившимся ладьям и друга от други окрушахуся. И к тому спереди и созади черемиса стужавше их стрелянием и убиванием, не пропущающе их. И подсецаху великое древие, дубие, осокорие, и держаху на ужищах и на ладьях пущаху с высоких гор и з брегов сюду же миновати, и погружатися от единаго древа ладям 5 и более с людми, и з запасом, и стенобитным нарядом. Много пушек великих и малых погрязе, много людей истопоша, и метахуся сами в воду от страха». Все трофеи затем присвоили себе участники нападения, а осадные приспособления, в том числе и огнестрельное вооружение, были отправлены в Казань. Узнав о страшном поражении судовой рати, конные полки, которые прибыли к Казани раньше, совершили карательный поход на Горную сторону. Из-за потери артиллерии осада была отменена, русским войскам пришлось отступать по опустошенной ими же территории, испытывая всяческие лишения и трудности [498]. Примечательно, что процитированный выше рассказ Казанского летописца в общих чертах воспроизводится в горномарийских преданиях, причем указывается и место засады — это окрестности бывшего Мало-Сундырского городища (близ устья реки Малый Сундырь, на правом, обрывистом берегу Волги) [499].

То, что выдержку из «Казанской истории», где говорится о засаде, нельзя отнести к 1524 г., следует из того факта, что педантично зафиксировавший все неудачи русских войск в этом году под Казанью С. Герберштейн не сообщает о разгроме русского авангарда, не указывает, что конница прибыла к Казани раньше судовой рати; в то же время он утверждает, что в ходе осады применялось огромное количество пушек [500]. В свою очередь, для Казанского летописца, опиравшегося на устные повествования, хронология играет относительную и неважную роль: например, поход русских войск на Казань в 1506 г. он описывает под совершенно другой датой — 1508 г. [501]Примечательно, что между 1524 и 1526 гг. разница тоже составляет два года. К тому же и разряд Казанского летописца (1524 г.) вполне совместим с официальным разрядом (1526 г.) [502].

В 1527 г. переговоры возобновились, в Казань прибыл посол А.Ф. Пильемов. О ходе и содержании этих переговоров, к сожалению, летописи ничего не сообщают [503]. Вероятно, казанское правительство отказывалось принимать условия, выдвинутые Василием III. Видимо, поэтому, в целях устрашения, в 1529 г. «под Казань» было отправлено пять конных полков во главе с князем Иваном Борбашиным [504]. Но в 1527–1530 гг. крупных вооруженных столкновений между русскими и казанцами, скорее всего, не было. Возможно, в это время восполнялись тяжелые потери, понесенные обеими сторонами в 1524–1526 гг., назревал новый виток острого противостояния; Москва не могла смириться с бесконечной чередой поражений на Востоке и абсолютной независимостью от нее некогда покорного Казанского ханства. Надо было теперь лишь выждать подходящий момент и любой повод для начала решительных действий.

Повод появился уже в конце 1529 г. Находившийся в Казани русский дипломат Андрей Пильемов был подвергнут оскорблениям и унижениям: хан Сафа-Гирей ему «нечесть и срамоту учинил велику» [505].

К тому времени обе противоборствующие стороны подготовились к войне основательно. При этом, как вполне справедливо полагает А. А. Зимин, «на повестку дня снова встал вопрос об окончательном присоединении к России Казанского ханства» [506]. В пользу этого говорят следующие факты: