Сергей Свечников - Присоединение Марийского края к Русскому государству

Между тем казанцы, а также луговые и ветлужско-кокшайские марийцы зимой 1531/32 гг. предприняли крупномасштабное наступление на заволжские русские земли — на Солигалич, Чухлому, Унжу, волости Толошму, Тиксну, Сянжему, Товто, Городишную, на Ефимьев монастырь, поднялась сильная паника («замятня велика») в Вологде, Тотьме, Устюге. Усилиями воевод из Чухломы, Унжи и Галича казанские войска были оттеснены за пределы русских земель [538].

Конфликт накалился еще в большей степени весной 1532 г., когда Сафа-Гирей попытался убить всех русских послов в Казани. Но в это время к местным феодалам поступили грамоты, согласно которым Василий III гарантировал восстановление системы межгосударственных отношений, как «при Магмед-Амине царе», но с условием смещения с престола Сафа-Гирея. Казанская знать, заинтересованная в установлении мирных и добрососедских отношений с Россией в целях сохранения своей государственности, совершила переворот, изгнав Сафа-Гирея за пределы ханства и физически уничтожив его советников, прибывших из Крыма, Ногайской Орды, Сибирского ханства. Новое правительство возглавили сестра Мухаммед-Эмина царевна Ковгоршад (Горшедна, Гаухаршад) и князь Булат Ширин. От навязываемого Москвой Шах-Али казанцы отказались в пользу 15-летнего его брата Джан-Али (Еналея). Эта фигура в целом была приемлемой как для Василия III, поскольку Джан-Али находился на русской службе в качестве вассального касимовского царевича и был послушным его воле, так и для казанского правительства, надеявшегося, что малолетний и неопытный хан будет следовать советам местной знати. 29 июля 1532 г. Джан-Али был посажен на ханство [539].

С одной стороны, действительно, над Казанским ханством был установлен российский протекторат. При хане находились московские советники, в Казани располагался русский гарнизон [540], матримониальный союз между Казанью и Ногайской Ордой (женитьба Джан-Али на дочери ногайского мурзы Юсуфа Суюмбике) был заключен с ведома и под контролем великого князя [541], в феврале 1533 г. Василий III даже разрешил оставить в Казани все трофейные пушки и пищали [542], в январе 1534 г. казанское войско, куда входили и марийские отряды, участвовало в войне с Литвой на стороне России и «многие грады и села и власти литовские пленили и до Вильны» [543], как полагает С.Х. Алишев, при Джан-Али Казань выплачивала Москве дань [544].

С другой стороны, правительство Ковгоршад и Булата, как считает М.Г. Худяков, борясь с иностранным засильем, сумело объединить казанцев вокруг своей государственности [545]. После смерти Василия III в декабре 1533 г. великим князем стал его трехлетний сын Иван IV, фактически в Русском государстве наступил период боярского правления, когда борьба за власть между различными феодальными группировками значительно ослабила внешнеполитические позиции Москвы. Пользуясь этим, Казанское ханство стало выходить из-под российской опеки. Возобновились набеги: осенью 1534 г. «татаровя и черемиса» вторглись в окрестности Унжи и Галича [546]; зимой 1534/35 гг. «казанские люди» совершили более грандиозный поход к Нижнему Новгороду, «пусты учиниша» его окрестности и «полону без числа много поимали» [547].

Положение на восточных рубежах серьезно беспокоило Москву. В ходе дипломатических контактов с Литвой русское правительство так комментировало создавшуюся ситуацию: «… государь наш посадил на Казани Яналия царя, и он молодостию да учал не по тому быти, нестройно» [548]. По всей видимости, трагедия Джан-Али заключалась не столько в том, как считает А.Г. Бахтин, что «приняв сторону восточной партии, он оказался среди противников России, но в то же время не стал для них наиболее приемлемой фигурой» [549], сколько в том, что молодой и неопытный хан постоянно находился перед мучительным выбором и не успел выработать своей твердой позиции по наиболее существенным политическим вопросам, а потому оказался между двух огней. Скорее всего, Джан-Али испытывал сильное влияние как от своего «воздержателя», русского советника, так и от местной знати. Ногайцы тоже пытались оказывать воздействие на казанского хана через его жену Суюмбике. Однако в донесении князя Даниила Губина, русского посла у ногайского мурзы Шийдяка, значится, что «Яналей царь ее не любит», и мурза Юсуф в виду этого стремится порвать матримониальный союз с Казанским ханством [550]. Очевидно, дело было не только в чувствах юного правителя, но и в том, что тот сторонился (очевидно, не без влияния со стороны своего русского «воздержателя») ногайского окружения.

В сентябре 1535 г. Джан-Али, его московский советник и приставленная к ним охрана из русских и, вероятно, касимовских воинов были перебиты приверженцами независимой Казани и сторонниками сближения с Крымом и Ногайской Ордой. Летописи свидетельствуют, что во главе переворота стояли Булат и Ковгоршад. Ханом вновь был провозглашен Сафа-Гирей [551]. Летописец Марк Левкеинский сообщает, что «приложишася к нему многие языки неверных: татарове косымовские, мардва, черемиса, чювашеня, гогуленя и иные многие языки неверные» [552]. По мнению М.Г. Худякова, казанское правительство и Сафа-Гирей создали коалицию [553]. По всей видимости, имела место и консолидация поволжских народов вокруг Казани.

Оппозиционные казанские феодалы, которых насчитывалось около 500 человек, в октябре 1535 г. обратились к русскому правительству с просьбой содействовать свержению Сафа-Гирея и направить к ним на ханство Шах-Али [554]. Реакция последовала незамедлительно: торопить заставляли тревожные известия из Галичского Заволжья, подвергшегося 8 октября 1535 г. страшному опустошению, которое безнаказанно учинили «татарове и черемиса» [555]. В течение ноября 1535 г. «князь великий Иван Васильевич всеа Руси и мати его великая княгиня Елена… з бояры» приняли решение отправить русские полки «воевати казанские улусы» и освободить Шах-Али, сосланного в Белоозеро Василием III в декабре 1532 г. за то, что «учал ссылатися в Казань и во иные государства без великого князя ведома» [556].

В декабре 1535 г. на Суру прибыли рати из Мещеры во главе с воеводами Семеном Гундоровым и Василием Замыцким. Именно им было приказано — с целью демонстрации сил и в порядке карательных действий — разорить земли Казанского ханства. Однако здесь воеводы узнали о движении в сторону Нижнего Новгорода большого казанского войска и спешно отступили назад в Мещеру. Появление казанцев под Нижним Новгородом, «на Ельне» 24 декабря 1535 г. стало полной неожиданностью. В летописях сообщается, что «татарове пришед безвестно на Нижегородцкие места, нощи, на сонные люди… повоевав да и прочь пошли». Очевидно, это были всего лишь передовые отряды. Основные силы находились в «становище» под Лысковым. Отсюда в январе 1536 г. совершались нападения на города и селения близ Нижнего Новгорода: Балахну, Березополье, Гороховец; одновременно подверглись нападению Коряково (в бассейне реки Унжи), Жиленховская волость Вологодского уезда и т. д. Под Балахной казанские отряды встретили в основном лишь «черные люди», возглавленные боярином и воеводой И.В. Хабар-Симским; ранее непобедимый русский полководец потерпел здесь сокрушительное поражение и «утек на Болохну в мале силе». Однако не везде казанцы добивались таких успехов. Под Коряковым русские воеводы С.Д. Сабуров и И.С. Карпов «татар и черемису многих побили, а иных живых переимали», все пленники впоследствии были казнены в Москве. В конце января встретились основные силы казанцев и русские рати во главе с князем Ф.М. Мстиславским под Лысковым. Ночью под покровом темноты практически одновременно противостоявшие друг другу войска спешно отступили — согласно летописям, «казанские люди побежали, а воеводы собе дрогнули, воротилися» [557].