Сергей Свечников - Присоединение Марийского края к Русскому государству

1). Как уже было показано выше, в течение 1523–1529 гг. Русское государство настойчиво стремилось, по меньшей мере, включить в свой состав хотя бы часть Казанского ханства (в первую очередь, Горную сторону).

2). В источниках нет никаких указаний на то, что в составе русского войска, отправленного к Казани в 1530 г., был Шах-Али либо другой претендент на казанский престол из числа ставленников Василия III [507], а это хотя бы формально могло придать походу характер военной кампании за восстановление протектората.

3). Между тем к царскому титулу примеривался уже сам Василий III, который, должно быть, понимал, что официально могли провозгласить его царем лишь в случае завоевания хотя бы одного из ханств, образовавшихся на месте распавшейся Золотоордынской империи. По терминологии западных исследователей, Василий III для этого должен был одержать победу в «борьбе за золотоордынское наследство» [508]. А.А. Зимин показал, что при сношениях со Священной Римской империей, Тевтонским орденом, Ливонией, Швецией, Данией, римским папой русские дипломаты уже называли Василия III царем; в свою очередь, за ним этот титул признавали правители Ливонии, крупные деятели православной церкви (как русской, так и греческой), жители Пскова, публицисты Иосиф Волоцкий, Филофей, Максим Грек и другие [509]. С. Герберштейн указывал, что в Москве Василия III многие именовали «Белым царем» [510]. В 1962 г. М.Н. Тихомиров опубликовал весьма любопытную выдержку из Хронографа с летописными записями, где говорится, что Василий III «в полских грамотах и в летописных историях писати себе повеле… сице: божиею милостию царь и великий князь Василей Ивановичь…» [511]Так, по словам А.А. Зимина, «новая титулатура, медленно внедряясь в действительность, сама содействовала идеологическому утверждению русского самодержавия» [512]. Иначе говоря, в России утверждалось имперское сознание.

4). Поход 1530 г. состоялся не в ответ на многочисленные набеги, которых, собственно, и не было, судя по отсутствию каких-либо сведений о нападениях казанских войск на русские селения в 1524–1529 гг., а на то, что хан Сафа-Гирей всего-навсего «переменил мысли» [513]. Нападение на Казань было продиктовано, в первую очередь, не задачами государственной обороны, хотя и это, пожалуй, учитывалось русским правительством, а великодержавными устремлениями высшего руководства Русского государства.

5). О серьезности намерений Василия III говорит масштабность приготовлений русской рати к походу. К сожалению, нет данных об общей численности. Но из «Казанской истории» следует, что если в 1524(26) г. одних только крупных воевод было 12, то в 1530 г. — 30 [514]. В Софийской II и Постниковской летописях указано, что «наряду было в судех добре много» [515]. Вероятно, во всех отношениях этот поход был более грандиозным по своему размаху, нежели те, которые состоялись шесть и четыре года тому назад.

Однако и Казань сумела мобилизовать значительные силы и средства. Сафа-Гирей, по рассказу Казанского летописца, «посла во вся улусы казанския по князи и мурзы, веля им в Казань собратися изо отчин своих, приготовившимся сести в осаде, и сказуя многу, необычную силу рускую(выделено нами. — С.С .)». Вокруг казанского посада марийцы по приказу хана возвели стены из дерева, земли и камня, им же было поручено защищать эту новую крепость. Вместе с марийскими воинами посад должны были оборонять также прибывшие на помощь 30 000 (данные Казанского летописца) ногайских и астраханских татар. Ранее враждебных Казани ногайцев правительству Сафа-Гирея удалось привлечь на свою сторону, видимо, благодаря уверениям, что в случае успеха им посчастливится «обогатитися руским пленом и наимом царевым» [516]. Кроме того, между Казанским ханством и Ногайской Ордой был заключен матримониальный союз: мурза Ших-Мамай выдал одну из своих дочерей за Сафа-Гирея [517]. Наконец, на Горной стороне приход русской конной рати поджидали отряды марийцев, чуваш и свияжских татар.

Судовые рати вновь, как и в 1524–1526 гг., возглавил князь И.Ф. Бельский, конные полки — князь М.Л. Глинский. Поход начался, по Продолжению Хронографа 1512 г. и Софийской II летописи, в апреле 1530 г., по разрядным книгам, в мае (вероятнее всего вторая дата, поскольку осада началась только в июле) [518]. На этот раз, судя по всему, русские судна добрались до Казани без заметных потерь, однако конница неоднократно попадала в засады, на реке Свияге произошло крупное сражение. Казанцам пришлось отступить, зато к ним в плен попал воевода И.М. Кляпиков; впоследствии он был казнен в Казани [519].

В начале июля обе рати соединились и 10 (по разрядным книгам 12-го) числа вступили в крупное сражение с объединенным казанско-ногайско-астраханским войском под стенами столицы. Согласно летописям, «бысть бой велик межу обоих, и божиею милостию великого князя царя побили» [520]. И все же сходу ворваться в город русским не удалось. Началась осада, в ходе которой стороны обменивались артиллерийским огнем, казанцы совершали вылазки и вступали в ожесточенные сражения с русскими воинами; ночью наступало затишье. В это время, по словам Казанского летописца, защитники осажденного города «ядяху и запивахуся до пияна, и спаху сном крепким, не блюдущеся руси, оставшеся токмо страж на вратех на острозе» [521]. В ночь на 15 июля уснула даже стража, этим воспользовались десять русских лазутчиков, которые незаметно подложили под стены казанского посада горючую и взрывоопасную смесь из пороха, серы и смолы и подожгли ее. За несколько секунд образовался значительный пролом, в который устремились русские полки во главе с воеводой И.Ф. Овчиной-Оболенским. Началась бойня, в ходе которой было уничтожено «аки скот» либо захвачено в плен большинство защитников посада — марийские и ногайские воины, местные мирные жители, включая детей и женщин. Кроме того, русским досталась вся находившаяся здесь артиллерия. Лишь горстке защитников удалось укрыться за главными городскими стенами, где пребывал и сам хан с отборными войсками [522]. По сведениям Казанского летописца, 15 июля погибло «60 000 казанцев и нагаи» (очевидно, эти данные завышены); В.Н. Татищев, видимо, использовавший один из списков «Казанской истории», приводит другие, более реальные сведения — свыше 15 тысяч человек [523].

После этого серьезного поражения положение защитников Казани стало невыносимым. Русские поставили передвижную крепость (вежу или гуляй-город) и начали вести беспрерывный пушечно-пищальный обстрел, в то время как казанцы, лишившиеся десятков тысяч людей, основной части своей артиллерии, не могли оказать адекватного сопротивления. В этих условиях хан Сафа-Гирей вместе со своей трехтысячной гвардией и с оставшимися ногайско-астраханскими союзниками, воспользовавшись непогодой и, соответственно, ослаблением артиллерийского обстрела, смог пробиться сквозь кольцо осады и направился к Арскому городку. В погоню за беглецами ринулись русские конные полки во главе с героем взятия казанского посада И.Ф. Овчиной-Оболенским. Сафа-Гирею все же удалось спастись, добравшись до заволжских степей. Между тем в оставшейся без хана и союзников Казани началась паника, многие выбежали из города и спрятались в близлежащих лесах, в течение трех часов все крепостные ворота оставались незапертыми. Казань можно было брать практически голыми руками. Однако между главными русскими воеводами И.Ф. Бельским и М.Л. Глинским разгорелся местнический спор: каждый хотел вступить в город первым. Войска при этом бездействовали — с одной стороны, не поступил соответствующий приказ о штурме, с другой стороны, все, видимо, уже полагали, что им ничего уже не угрожает, а захват Казани неминуем [524].