Сергей Свечников - Присоединение Марийского края к Русскому государству

Достаточно прочной исторической основой обладает и горномарийское предание об Акпарсе. Как показали исследования К. А. Четкарева, К.Н. Санукова, Г.Н. Айплатова, А.Г. Бахтина, многие сюжеты этого устного народного повествования, включая и рассказ о посольстве в Москву, схожи со свидетельствами письменных источников [628].

Проблема в том, что ни Акпарс, ни его сподвижники Аказ, Ковяж и Яныгит в летописях либо каких-нибудь иных памятниках письменности XVI в. не фигурируют. Тем не менее, как утверждает Г.Н. Айплатов, они — «реально существовавшие люди, а не выдуманные народной фантазией» [629]. Более того, трудно представить, чтобы главы улусов-сотен, территориально примыкавших к Василь-городу [630], где в 1546 г. размещался русский гарнизон, руководимый тремя воеводами [631], оставались безучастными свидетелями массового бегства казанцев в Россию. К тому же горные люди намеревались встретить приглашенных ими русских воинов «за Василем городом» [632], то есть, скорее всего, на земле именно этих горномарийских князей.

Не исключено, что люди Акпарса прибыли в Москву отдельно от посланцев Тугая и Атачика (Анчика), но они не были зафиксированы в письменных источниках, вероятно, в силу того, что осенью и зимой 1546/47 гг. таких делегаций было несколько, и они слились с общим потоком казанских эмигрантов. Нет ничего невозможного в том, что в Москве правительственные чиновники привыкли к делегациям представителей населения Казанского ханства и даже не удосуживались сообщать о них великому князю Ивану IV, который в сентябре-декабре 1546 г. объезжал монастыри Северо-Западной Руси [633]. В.Д. Димитриев даже предположил, что, «судя по преданиям, такие делегации могли бывать в Москве и до 1546 года» [634].

8 декабря 1546 г. Иван IV внезапно прервал свою поездку по монастырям и из Тихвина «к Москве в пол 4 дни перегнал»; в столице он появился 12 декабря в три часа утра. Эта спешка была вызвана тем, что к великому князю поступило сообщение, что на Москву якобы двинулись крымские войска (впоследствии это донесение не подтвердилось) и что «ис Казани Кадыш князь и вся земля прислали к великому князю к Москве трех татаринов с тем, что оне царя казанского Сафа-Кирея в городе Казани осадили, только у него его людей 70 человек»; послы просили поддержать вооруженное выступление [635]. Этого известия нет в официальных летописях, и оно встречается только среди записей мемуарного характера Постниковского летописца (по словам М.Н. Тихомирова, автором этих записей являлось «лицо, хорошо осведомленное и близкое к правительственным кругам») [636]. Вместе с тем в процитированном летописце нет ни слова о посольстве горных марийцев. Это служит еще одним доказательством в пользу того, что подобных посольств был несколько, и они игнорировались в силу ограниченности их полномочий: все же Горная сторона — это далеко не «вся земля Казанская».

Анализ хронологии событий позволяет заключить, что посольство Кадыша прибыло в Москву либо одновременно с посольством Тугая, либо несколько раньше: в Тихвин сообщение пришло 8 декабря, следовательно, казанские послы прибыли в Москву приблизительно 5–6 декабря (в данном случае учтено время, которое понадобилось Ивану IV для переезда из Тихвина в Москву — три с половиной сутки) [637]. Отождествлять посольства Тугая и Кадыша нельзя, ибо бросаются в глаза совершенно несхожие имена главных челобитчиков, разная этническая принадлежность послов, неодинаковый численный состав делегаций.

Кроме того, были предложены несколько разные планы действий. Горные люди намеревались присоединиться к русским войскам, двинуться к Казани, свергнуть Сафа-Гирея и возвести на престол Шах-Али [638]. Князь Кадыш, уверенный в удачном исходе антикрымского восстания, уже спрашивал Ивана IV, как поступить с Сафа-Гиреем — убить его или выдать русским воеводам, как только те появятся у стен Казани [639]. Тем не менее, и горные люди, и казанские оппозиционеры сходились в целях — устранить крымское засилье, свергнув Сафа-Гирея, и восстановить московский протекторат. Вопрос о вхождении в состав Русского государства ни теми, ни другими не ставился.

А.Г. Бахтин считает, что в 1546 г. на Горной стороне не было восстания [640]. Действительно, нет никаких сведений, говорящих об обратном. По всей видимости, Горная сторона временно очутилась в ситуации безвластия, когда Казань была парализована внутренними распрями. Как следствие, местное население получило свободу для вступления в переговоры с сильным соседним государством, чтобы решить проблему своей безопасности и возвести на престол наиболее приемлемую фигуру, «хорошего царя», каким, видимо, представлялся Шах-Али многим горным марийцам и чувашам.

Вести из Казани, должно быть, вдохновили Ивана IV на принятие решения о срочной отправке войск на помощь московской партии казанских феодалов. Однако в официальных летописях и в разрядных книгах указывается, что в феврале 1547 г. казанский поход состоялся «по челобитью горней черемисы» [641]. Откуда такое чуткое внимание к просьбам представителей Горной стороны при полном, казалось бы, игнорировании заманчивых предложений казанских феодалов-оппозиционеров?

По всей видимости, этот парадокс обусловлен результатами ряда связанных между собой событий зимы 1546/47 гг. Поход русских войск в феврале 1547 г., судя по имеющимся сведениям, состоялся вовсе не по плану, предложенному горными людьми; скорее всего, русские воеводы действовали в рамках челобитья князя Кадыша. Пять полков во главе с воеводой А.Б. Горбатым получили приказ «воевати Луговые стороны», но к самой Казани не приближаться, то есть перед русскими войсками стояла задача военного устрашения, демонстрации своих сил, но этого было достаточно, чтобы поддержать выступление казанской оппозиции. Далее, в походе не участвовал Шах-Али. В результате «черемиса многая Горния стороны пришла было к воеводам, и разведав то, что с воеводами (в ряде списков продолжения Хронографа 1512 г. вместо «с воеводами» написано «своево». — С.С .) царя Шигалея нет, и они поворачивалися назад». Горные люди не были включены в состав прибывших русских войск, но воеводы взяли в качестве заложников «сто человек черемисы» и привезли их в Москву [642]. Словом, русские обошлись с горными людьми не как с союзниками, а, скорее, как с противниками.

Примечательно, что Кадыш и его соратники не ставили вопрос о престолонаследии, если судить по Постниковскому летописцу [643]. Не исключено, что уже тогда московские правительственные круги намеревались провозгласить царем казанским Ивана IV: далеко не случайной является синхронность двух событий — казанского похода зимой 1546/47 гг. и венчание на царство 16 января 1547 г. [644]; уже на следующий день после приезда из Тихвина в Москву (13 декабря 1546 г.) Иван IV начал обсуждать вопросы, связанные с провозглашением его царем [645].