Николай Пашкин - Византия в европейской политике первой половины XV в (1402–1438)

Из всего сказанного можно сделать вывод, что идея церковной унии с Востоком стала одним из источников, питающих универсалистские тенденции на Западе, носителями которых стали империя и конциляризм. В первом случае востребованной оказалась византийская доктрина об универсальной власти христианского императора. Во втором случае унию с православием воспринимали как один из аспектов общей консолидации христианского сообщества, основанного на безусловном признании католического вероучения [539], и одновременно оценивали как важнейший фактор этой консолидации. Византийское мировосприятие, также проникнутое универсализмом, теоретически могло положительно откликнуться на этот вызов. Но этот вопрос гораздо сложнее, и к нему еще предстоит вернуться [540].

Выше была сделана попытка осветить лишь один аспект влияния византийского фактора на европейскую политику. Но уже из содержания предыдущих глав явствует со всей очевидностью, что у проблемы была и другая сторона. Как уже было заявлено в самом начале, интеграционные тенденции на Западе появились в качестве ответной реакции на его внутреннюю дезинтеграцию. Вопрос о греках оказался тем материалом, который начал подогревать уже имеющиеся межнациональные и межгосударственные противоречия. Византийцы, которые пытались осуществить принцип взаимного примирения между латинянами, едва ли могли представить, что сами станут источником жестоких коллизий, захлестнувших Запад.

Нигде не обнаружилось это так ярко, как в вопросе о выборе места для проведения греко-латинского собора. Византийцы были согласны на любой вариант в Италии. Но Базельский собор в большинстве своем не соглашался на это, опасаясь тем самым передать папе сильнейший инструмент влияния, способный погубить идею церковной реформы. Но, пожалуй, даже это обстоятельство затем отступило на второй план на фоне национальных и политических пристрастий. Предстоящий собор с греками стал рассматриваться с точки зрения политических выгод, и фактически борьба в конечном итоге вылилась в противостояние двух партий — французской и итальянской.

Это противостояние имело весьма глубокие корни. Уже авиньонское пленение пап породило взаимные нападки между итальянцами и французами. Затем на почве тех же национальных амбиций разразилась схизма [541]. Констанцский собор не решил проблему, назначив папой итальянца Мартина V Налицо была устойчивая тенденция к превращению папства в один из политических институтов Италии. В этом качестве оно очень слабо поддавалось и церковной реформе, не говоря уже о том, что вело к усилению антиитальянских настроений.

Стремительное возрождение французской монархии в 30-е гг. XV в., чему особенно способствовали победы в Столетней войне, не могло пройти мимо этой проблемы. Французская нация оказалась на Базельском соборе самой многочисленной и монолитной. Под ее мощным давлением и начал реализовываться план организации греко-латинского собора в Авиньоне. Насколько обоснованны были при этом обвинения французов в том, что они вместе с собором стремятся переместить туда курию, вопрос спорный. Важно еще раз подчеркнуть, что здесь следует отдельно говорить о позиции французских делегатов на Базельском соборе и политике французского двора, которая носила более взвешенный характер. Однако король Карл VII свои симпатии к авиньонскому проекту тоже мотивировал национальными интересами. Позднее он запретил своим подданным принимать участие в Ферраро-Флорентийском соборе именно на том основании, что, после того как вселенские соборы уже состоялись в Германии (Констанц) и Италии (Сиена), это право должно принадлежать Франции [542].

Но в Базеле со стороны радикально настроенных французов наблюдались более откровенные проявления национальной ревности, которые так взволновали императора Сигизмунда. Французы выражали недовольство тем, что немцы контролируют империю, а итальянцы — церковь. Вопрос об униатском соборе оказался на пересечении взаимных национальных претензий. Это ярко отразилось в истории с базельским посольством. С одной стороны, ему постарались придать характер общеевропейской миссии: каждый из четырех назначенных в его состав епископов представлял одну из наций — германскую, французскую, испанскую и итальянскую. Но сопроводительная дипломатическая корреспонденция была насквозь пронизана заостренной антиитальянской риторикой, за которой достаточно явно проступает французское влияние [543]. Византийцев убеждали в том, что ехать на вселенский собор в Италию — это значит связать свое будущее с одной лишь итальянской нацией. Базельский собор, как известно, реформировал источники доходов для папской казны. Поэтому инициаторы посольства четко дали понять грекам, что если они поставят себя на сторону папы Евгения IV, то и положиться смогут разве что на скудные ресурсы его итальянских владений, а вовсе не всей западной церкви [544]. Союз с папой, таким образом, преподносился как союз с итальянцами, а не со всеми латинянами в целом. На словах итальянцам были противопоставлены три остальные нации — французская, германская и испанская. Но авторы сплошь и рядом объединяли их термином « ultramontanes », т. е. расположенные по ту сторону Альп. Это определение подразумевало прежде всего французов [545].

Действительно, наиболее серьезным конкурентом Авиньона в борьбе за право принять у себя восточную делегацию стала итальянская Флоренция. И подобно тому как проект по перемещению собора в Авиньон опирался в основном на французов, действия папы в противоположном направлении получили мощную поддержку в итальянских кругах. Французская корона выражала свою заинтересованность весьма пассивно. Зато в распоряжении папы оказались не только услуги его сторонников на Базельском соборе, но и огромный политический ресурс. Это связано с тем, что главными союзниками понтифика стали его соотечественники-венецианцы. Без их помощи Евгений IV не имел бы возможности в столь сжатые сроки снарядить и отправить собственное посольство в Константинополь. Показателен и следующий факт. Базельское посольство заготовило для греков охранные грамоты от многочисленных правителей и городов Европы, что создавало ему имидж общеевропейского представительства. В то же время папская делегация имела при себе лишь несколько подобных документов. Мало того, что они были выданы исключительно от итальянских городов, но к тому же еще и были написаны по венецианскому шаблону.

В распоряжении папы оказался венецианский флот, команда лучников для охраны византийской столицы была набрана на Крите, являвшемся венецианской колонией. Возможно, опасения византийского императора нарушить отношения с Венецией впоследствии сыграли не последнюю роль в его решении принять сторону папы. К этому стоит добавить, что Флоренция, где первоначально предполагалось открыть собор, являлась политическим союзником Венеции.