Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Бесспорно, знать и третье сословие хотели бы, чтобы Генрих III шел по пути герцога Анжуйского. Но, призывая его к энергичной политике, они отказывали ему в средствах. Додю утверждает, что разочарование ультракатоликов происходило от неспособности короля уничтожить гугенотов: «Им не пришло в голову, что религиозная политика Генриха III может быть вызвана неким либерализмом… соответствующим безразличию во всех областях, представлявшему основу его натуры».

Итак, отдаливший от правления великие дома и окруживший себя мрачными молодыми людьми, «министрами его наслаждений» и расхитителями королевской сокровищницы, отказавшийся стать королем-воином и превратившийся в лицемерного короля-монаха, не в меру любящий маскарады, дебоши и буффонады Генрих III: таков портрет, написанный Г. Додю. В качестве последнего мазка он заимствует с палитры истории еще одну мрачную краску и без колебаний пишет: «Последнее, что остается против Генриха hi, главного обвиняемого перед трибуналом Истории, (это) его гомосексуализм».

После подобного заявления ожидаются убедительные доказательства. Излишне говорить, что они отсутствуют. Такое утверждение родилось из одного факта присутствия рядом с королем «любимчиков». Конечно, Додю торопится упомянуть слова д'Обинье о том, что Генрих III был «мужчиной по имени», но это не мешало ему оставаться «развратником и проституткой в душе». Не стоит напоминать, что д'Обинье был одним из самых ярых врагов Генриха III. К тому же, обвинение всех фаворитов короля в гомосексуализме без каких-либо доказательств свидетельствует о полном незнании самых элементарных критических методов, так как ложь еще никогда не признавалась за доказательство.

Апломб утверждений, несмотря на их сомнительность и отсутствие убедительных доказательств, позволяет Гастону Додю настаивать на своем осуждении короля. Посмотрим: «Генрих III далек от того, чтобы сойти с позорного столба, на который его поместило последующее поколение», и далее: «Налицо факт, что, убив Гиза, нежно любя Луизу Лотарингскую и сумев в благородной агонии принять свою судьбу, Генрих III тем не менее обладал такими недостатками, из-за которых французы не могут избавить его от осуждения».

Такое заключение косвенно задает три вопроса. Была ли смерть Генриха де Гиза актом спасения? Была ли нежная любовь Генриха к Луизе Лотарингской совместимой с гомосексуализмом? И наконец, «благородная агония», во время которой Генрих III признал своим законным наследником Генриха Наваррского, явилась ли политическим актом решающего значения?

Но помимо изучения этих эпизодов мы можем получить более жизненный и справедливый портрет Генриха III, отличный от общепринятого в традиционной историографии, рассмотреть личность короля, опираясь на неопровержимые документы.

Генрих III был высокого роста, с длинными и изящными ногами, неширокими плечами, слабо развитой грудной клеткой. Генрих, в отличие от своего деда Франциска I, не создавал впечатления силы и стати, наоборот, от него оставалось ощущение элегантности и изящества. Он не был создан для физических упражнений и жизни на свежем воздухе, хотя он не отказывался от охоты и прекрасно ездил верхом. Внешне он производил впечатление думающего человека. В этом, подобно Карлу V, он отличался от всех королей Франции. Так же, как и остальные части тела, его голова была удлиненной формы с овальным лицом, прямым носом, менее мясистым, чем у его матери, темными глазами, правильным ртом с довольно тонкими губами, тонкой и едва заметной ниточкой усов над верхней губой и темным пятном под нижней, которое на последних портретах Генриха будет усиливать задумчивое выражение его лица.

От него веяло изысканностью и благородством. Прекрасный карандашный рисунок Жана Декура, датируемый той эпохой, и чудесный медальон Жермена Пилона, созданный в 1575 году, дают точное представление о внешнем виде Генриха III. Один итальянец из свиты посла папы воскликнул, увидев Генриха в Венеции: «Его Величество скорее сухощав и очень высокого роста, у него голова больше испанца, нежели француза, и бледная кожа». Об этом же свидетельствует портрет Генриха III, написанный Тенгоре и находящийся сегодня во дворце дожей. Высокий рост король получил в наследство от отца. В 1577 году венецианец Липпомано писал, что король был «скорее высокого роста, нежели среднего, сложения скорее худощавого, нежели пропорционального. У него длинная фигура, нижняя губа и подбородок немного тяжеловаты, как и у его матери, у него красивые и мягкие глаза, широкий лоб, наконец, весь он очень изящен, у него благородная и грациозная осанка». От Брантома мы знаем, что его руки были такие же красивые, как у его матери.

В 1581–1582 годах король быстро постарел из-за слабости здоровья и одолевавших его неприятностей. 19 октября 1582 года венецианец Приули писал, что король «неважно выглядит после путешествия в Лион. Мне кажется, что он похудел и побледнел». Через четыре года Савуайяр де Лисенж, известный враг короля Франции, писал в том же духе герцогу Шарлю-Эммануэлю: «Королю 36 лет или около того, но, то ли из-за своей комплекции, то ли из-за переживаний и затруднений в делах… он преждевременно и почти полностью поседел, так что кажется гораздо старше своего возраста».

У Генриха очень рано появилась седина. В апреле 1583 года тосканец Бузини отмечает, что он отпустил бороду. На подбородке и большей части щек она совершенно белая, как и волосы. 7 января 1583 года венецианцы заметили, что во время церемонии ордена Сен-Эспри (Святого Духа) «принимая причастие, король слегка приподнял шляпу, чего он никогда не делал при других обстоятельствах, так как из-за недомогания у него побрита почти вся голова». 23 июля 1584 года тосканец Бузини свидетельствует, что он «очень бледен и худ, потому что у него часто болят уши и голова». Этим объясняется то, что Генрих III носил на своем почти лысом черепе, практически не снимая, шляпу в форме берета, которая еще больше удлиняла его голову и которую можно видеть на всех его портретах.

К концу своего правления Генрих III имел более внушительный вид, нежели в молодости, но по-прежнему оставался изысканным и импозантным. Шеверни, один из его самых преданных слуг, так говорит о нем в своих «Мемуарах»: «Этот принц обладал величественной осанкой и высоким ростом, достоинством и степенностью, соответствующими его величию… мягким и приятным слогом… никого не ругал и не унижал словом».

Его изящество, достоинство и подлинное королевское величие были врожденными качествами и проявлялись в поведении, но тем не менее Генрих иногда выказывал характер агрессивный и даже неистовый. Это был один из контрастов его темперамента. Вот два примера, когда он выходил из себя, оставляя свою обычную доброжелательную манеру поведения. Убедившись в мошенничестве канцлера королевы Елизаветы, Генриха де Месм, Генрих III выгнал его со двора, дав ему пинка « ai culo » [2] Под зад (ит.). , пишет тосканец Рениери, в другой раз, на заседании Совета Мишель де Севр обвинил Милона де Видевиля, интенданта по финансам, в том, что он «вор и убийца народа Франции», обогащающийся за счет выплаты долгов короля. Генрих вскочил со своего места, выхватил шпагу и хотел проткнуть его. Благодаря вмешательству других советников трагедии удалось избежать. Но подобные случаи были редкостью, так как Генриху всегда удавалось внушать уважение. Сравнение последнего Валуа и первого Бурбона вовсе не в пользу Генриха IV. Так, мадам де Симье, одна из самых заметных дам при дворе Генриха III, по словам Таллемана де Рео, сказала, увидев Генриха IV: «Я видела короля, но не видела Его Величества». Непринужденный, добродушный, часто неряшливый, Генрих IV никогда не обладал истинно королевским престижем своего предшественника. Но эти внешние достоинства Генриха III иногда затемнялись из-за его хрупкого здоровья. Такое положение вещей устраивало его врагов, с радостью распространявших слухи, что король долго не проживет и что необходимо задуматься о кандидатуре наследника короля без дофина. В спектакле предсказаний астрологи тоже сыграли свою роль, но реальность опровергла их пророчества: с возрастом здоровье Генриха III стабилизировалось и окрепло.