Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

На Юге гугеноты под руководством сына адмирала Франсуа де Шатийона создавали больше трудностей. При первых слухах об отступничестве Дамвиля Шатийон захватил крепость Монпелье и приказал срыть ее (17 апреля), тогда как Сен-Ромен занимал Эг-Морт. На помощь маршалу король направил маршала де Белльгарда. Первый блокировал Монпелье, второй Ним. Шатийон собрал вторую армию, сумел преодолеть линии осаждающих и 1 октября проник в Монпелье. Он собирался выяснить отношения с Дамвилем, когда Ля Ну и Торе прекратили сражения. Наступил мир, согласно подписанному 17 сентября в Бержераке мирному договору. Это соглашение стало возможным благодаря тройному желанию — Екатерины, Генриха III и Генриха Наваррского, несмотря на оппозицию Гизов, папы и Испании. Генрих III не хотел уничтожать своих протестантских подданных. Продолжение военных действий лишь ухудшало положение в королевстве. Король поручил герцогу де Монпансье начать переговоры с королем Наваррским. Он также написал собственноручно письмо королю Наваррскому и просил герцога его передать. Король говорил Монпансье о своем названом брате: «Пусть он поймет, что после меня и моего брата нет никого, кроме него, кто был бы Так заинтересован в сохранении этого королевства». Таким образом, король напоминал Беарнцу, что после Монсеньора именно он является наследником короны, и его вполне понятная заинтересованность в деле должна побудить его к восстановлению мира. С конца 1576 года мирный договор подготавливался инструкциями королевы-матери, даваемыми ею Бирону, посланцу королевы у короля Наваррского. Генрих III в конце концов присоединился к точке зрения Екатерины. Политическая дальновидность Беарнца довершила остальное, несмотря на противодействие таких сторонников партии, как д'Обинье.

Эдикт Пуатье, подтверждающий соглашение Бержерака, сократил преимущества, данные реформатам по договору Болье. Свобода культа разрешалась в окрестностях одного города на судебный округ. Она сохранялась в городах и деревнях, которые пользовались ею «до последних вооруженных столкновений» и которые удерживали протестанты до 17 сентября. Свобода богослужений запрещалась в цизальпинских владениях короля, то есть в Италии. Зона исключения вокруг Парижа увеличилась. Протестанты теряли также половину палат, состоящих из католиков и протестантов, число протестантских магистратов в удерживаемой ими половине палат сводилось к одной трети. Но в качестве гарантии король предоставлял гугенотам их зоны безопасности сроком на 6 лет. Договор предусматривал восстановление католицизма на всей территории королевства, включая города, где кальвинизм был господствующей религией.

Генрих III мог поздравить себя с подписанием мирного договора в Бержераке. Он назвал его «своим миром», противопоставляя «миру Монсеньора». Побежденным в шестой религиозной войне оказался не только герцог Анжуйский, но также и Лига. Католические ассоциации ничем не способствовали военным успехам, и король подписал им смертный приговор. Статья 56 эдикта предписывала и католикам и гугенотам воздерживаться от вступления в любые лиги и ассоциации. Все лиги, ассоциации, братства, созданные или планируемые для создания, должны были быть распущены и аннулированы.

Поворачиваясь таким образом спиной к гугенотам и папистам, вновь признавая свободу совести и культа, король становился тем, кем всегда должен был оставаться: верховным арбитром, и теперь он исполнял роль, как говорил Святой Луи, «короля-миротворца». Более того, он осуществлял прекрасную максиму Жана Бодена, согласно которой «монарх должен примирять одних своих подданных с другими и всех вместе с собой». Такой была ведущая линия политики Екатерины, за мрачным исключением Варфоломеевской ночи. Таков был триумф ее мудрости, дальновидности и терпимости по отношению к слепому фанатизму сект и фракций.

Никогда больше за время своего трудного правления Генрих III не будет большим хозяином своей политики. Мирный договор Бержерака даст стране семь лет практически постоянного мира. Чем же займется король, избавившись от тяжелого ярма войны? Окунется в удовольствия или посвятит себя другим целям? Прежде чем ответить на этот вопрос, попытаемся проанализировать личность Генриха III, человека и короля, и пролить свет на тайны его поведения в широком и узком кругу людей.

В 1787 году, посвящая Калонне «Историю Генриха III», аббат де Совиньи приглашал прочитать «историю самого слабого и несчастного из королей», добавив при атом, что нет такого француза, который бы не поздравил бы себя, живя в правление Людовика XVI, «добродетельного монарха», наделившего своим доверием главного контролера по финансам. Но аббат не мог предвидеть, что через пять лег Людовик XVI присоединится к Генриху III у позорного столба истории. «Слабость характера монарха умаляет даже его достоинства, сожалеет он в конце книги, она отдает его пароды во власть анархии и в глазах потомства является самым тяжким преступлением королей».

Накануне революции такое обвинение в слабости главном недостатке государственного руководителя было серьезным. Но после революции запачканный портрет Генриха III оказался уже полностью написан черными красками. До середины XX века и появления работ Пьера Шампьона почти все историки без исключения отказывались находить хоть что-либо хорошее в Генрихе III. В «Истории королевского дома», вышедшей в 1934 году, один старательный университетский преподаватель, Гастон Додю, собрал всю критику в адрес Генриха III в настоящую связку плетей для беспрецедентной порки короля «любимчиков».

Внимательное чтение статьи Г. Додю позволяет выделить содержащиеся в ней разнообразные оценки, почти всегда отрицательные. Так лицо короля представляется нам «потрепанной и хитрой физиономией», с «косым взглядом» и «намеком на бороду на подбородке». Таким же образом судится о вере короля, его «неустойчивой ортодоксии». Делая обзор материалов, которые можно найти у Брантома, Л'Эстуаля и де Ту, Додю вынужден констатировать, что они выражают чаще всего умеренную точку зрения и даже иногда благоприятную для Генриха III.

Но если Додю и соглашается, что нельзя слепо доверять словам Агриппы д'Обинье, открытого противника Генриха III, то тем не менее пишет, что «его свидетельство не теряет от этого своей значимости, так как выражало мнение о короле самых разных слоев».

В отличие от Пьера Шампьона, Додю ничего не нашел в «Истории Франции от Франциска I до Людовика XIII» Пьера Матье (ценной достоверной информацией об эпохе), что «подняло бы в наших глазах Генриха III». С той же радикальной краткостью он интерпретирует сведения, содержащиеся в депешах иностранных послов Италии, Испании, Англии, Германии или папских нунциев. Ясно, что он не прочитал их с пером в руках, как это сделал Пьер Шампьон. Он пишет, что «все послы, аккредитованные у Генриха III, говорили о нем теми же словами, что и его подданные» — утверждение крайне надуманное и неточное. Знание корреспонденции короля — четыре тома которой сегодня опубликованы, а неизданная часть доступна для чтения в фондах Шампьона в Библиотеке Института — полностью разоблачает это так называемое совпадение в докладах дипломатов и чувствах подданных короля.