Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

При дворе все следили за чистотой тела и элегантностью вещей. Но все ли были к этому склонны? После смерти Генриха III контраст между ним и Генрихом IV потряс современников. Так, в отрывке «Описания острова гермафродитов» Тома д'Амбри хотел польстить Генриху IV и перевернул вверх ногами обычаи двора Генриха III в области туалета, использования помад и духов, заботы о прическе, не забыв очернить изысканное белье, экстравагантную обувь и привычку украшать себя драгоценностями. Еще один отрывок представляет нам деятельного фигаро XVI века: «Едва я вошел в комнату, как увидел троих людей, которые держали волосы маленькими щипчиками, вынимаемыми из жаровен, так что волосы дымились. Когда вся эта церемония была окончена, их головы походили на напомаженное небо». Но разве в наши дни мужчины не пользуются завивкой? И что думать об экстравагантных по форме и цвету прическах, которые носят некоторые молодые люди?

В отношении одежды и драгоценностей Генрих III проявлял эксцентричность, но так было не всегда. Возраст и обстоятельства сделали его вкусы более умеренными. 16 декабря 1576 года посол Англии выражал свое удивление Елизавете, увидев короля, полностью одетого в черное, с единственным украшением на накидке. В следующем месяце, 27 января Луи де Гонзага отмечал, что король снова носит в ушах подвески, «что не делал несколько месяцев». Гораздо позже, 21 января 1585 года, нунций Ригаззони пишет в Рим, что хотя король испытывает нужду в деньгах, это не мешает ему украшать дворец и покрывать себя драгоценностями. Те же контрасты мы наблюдаем между портретами его юности и ближе к концу жизни. 5 января 1587 года Кавриана отмечал, что он «одевается в серо-коричневые цвета». По словам депутата Генеральных Штатов 1588 года, Этьена Бернара, в частной беседе король заметил, что он не расточителен в одежде, потому что носит одно и то же платье в течение грех месяцев.

Так простота сменяла богатство и роскошь. Темные цвета сменяли яркие и вызывающие. Фавориты следовали примеру своего господина. Анн, герцог де Жуаез, приводит в этом доказательство, говоря о задуманном портрете: «Я хочу быть в черной одежде с воротником, как у короля в это время дня». Шарль Конт точно изобразил Генриха III и герцога де Гиза в замке Блуа в 1588 году (картина находится сегодня в Люксембургском музее): король во всем черном стоит напротив блестящего Меченого в одежде светлых тонов.

Время фантазий прошло; Генрих носил траур по себе самому. Рассеялись надежды и иллюзии начала правления. Покинутый большинством подданных, практически без средств, он остался только со своими приближенными. Он всегда был ими окружен и мог рассчитывать на них, так как сделал им положение. И именно на них обрушилось общественное мнение. Вслед за современниками короля, традиционная историография представила их транжирами, дебоширами и бессловесными инструментами удовольствий короля, назвав «любимчиками» в самом отрицательном и унизительном значении.

То, что Генрих III был окружен фаворитами, никого не удивляло. У монархов была привычка выделять верных людей, давать им титулы и деньги. В обмен они верно им служили, так как без королевской протекции ничего из себя не представляли.

Первым такую практику ввел Филипп III Смелый. До его отца Сен Луи правление было главным образом личным делом. Пьер Ля Врос стал первым в длинной серии министров или фаворитов Филиппа Красивого, Карла VII, Людовика XI, Генриха II (его официальным фаворитом был Анн де Монморанси) и Людовик XIII. Только Людовик XIV, Людовик XV и Людовик XVI не имели ни одного фаворита. Людовик XVIII последним прибегал к этой традиции, сделав Эли Деказа своим вторым я. Но среди всех этих людей самыми известными остались фавориты Генриха III.

Термин «любимчик» (миньон) появился в фарсах только в середине XV века. Возможно, его можно связать с термином «кошечка» (мине), выражающим все, что есть в этом животном нежного, ласкового и грациозного. Отсюда пошли слова ласкать, нежить (миньоге, аминьоте). Одно время пытались найти в этом слове кельтские истоки (от ирландского «мин»: маленький, нежный, мягкий) или германские (от «минния» — любовь). Но эти попытки ни к чему не привели. Но точно установлено, что с XV века «любимчик» обозначал «слугу знатных дворян» и указывал на придворного, представляющего своего господина. В этом смысле мы можем видеть его в «Ста новеллах» у Комина. Один парижский буржуа употребляет его в 1522 году в своем «Журнале», говоря о назначении бальи Франциском I: «Господин де Ля Бар, один из его любимчиков, родившийся в Париже в семье бедняков». В стихах Деспорта, любимого поэта Генриха III, «любимчик» означает синоним «компаньона»: «Что делаете вы, друзья (любимчики), моя любимая забота?» восклицает он, думая о тех, кто составляет «милую банду» герцога Анжуйского, в своей «Беседе» от 1571 года. Эти молодые люди, по словам поэта, являются «любимцами богов», «соседями богов», то есть знатных дворян. Генрих называл их «моим войском» или «четверкой». В 1573 году, во время осады Ля-Рошели, д'Э, Келюс, Сен-Люк и Сен-Сюльпис уже были мушкетерами, а брат последнего погиб под стенами города.

Однако распространенное значение фаворита, компаньона, спутника, было не единственным. Было также значение «любимца в постели», то есть любовника. Сестра Генриха III, Маргарита Валуа, удрученная смертью одного из своих любовников, просила поэта Меснара выразить в стихах ее печаль по умершему Сен-Жульену, «ее любимцу». Поэт согласился на ее просьбу и составил «Сожаления». Королева Маргарита «носила их у себя на груди и рассказывала дни и ночи напролет». Таким же образом любовница могла называться «милочкой». Упоминая о госпоже де Шатонеф, Л'Эстуаль называет ее «одной из милочек короля Генриха III». В том же смысле употребляет это слово Ронсар в своем знаменитом сонете, который начинается со слов «Милочка, посмотрим, если Роза…».

Итак, можно ли относить к фаворитам Генриха III одно-единственное значение слова «любимчик», в котором фигурирует постель, исключая весь остальной смысл? Прежде, чем решить этот вопрос, следует, по крайней мере, получше узнать о них.

Такой прирожденный военный, как Брантом, в отступлении своей «Беседы о полковниках пехоты» считает нужным выступить против тех, кто поносит молодых дворян, предающихся развлечениям двора, и считают их неспособными вести войну и там проявить свое мужество. Говоря о графе де Рандане, он, который, по мнению некоторых, не мог вести тяжелую жизнь пехотинца, он восклицал: «Я хочу знать, что мешает военному человеку любить двор, любить изысканность, любить дам и все другие прекрасные удовольствия». Брантом напоминает об «удивительных боях и дуэлях при дворе, в которых участвовали Бюсси, Келюсы, Можироны, Ривероли, Меньеле, Антраги, Грийоны, Шанваллоны и бесконечное число других честных и мужественных молодых людей». «Зачем они это делали, если не из любви к дамам?» (Можно отметить, что в приведенном списке фигурируют два фаворита Генриха: Келюс и Можирон.) Военные полагают, продолжает наш автор, что «оставшиеся при дворе являются лишь любимчиками, изнеженными и женоподобными, не умеющими обращаться со шпагой». Брантом родился в 1540 году и, когда писал эти строки, уже был старым солдатом: итак, он делал различие между военными его поколения и молодыми дворянами конца правления Карла IX и начала Генриха III. Молодежь двора, писали ветераны, «лишь любимчики, любовники, надушенные, завитые, с красивыми лицами. Что они могут? Война не их занятие, они слишком изысканны, они слишком боятся ударов». Однако, возражает Брантом, «они делали совсем иное. Именно они храбро сражались в кровавых сражениях и с такой честью ввели их в обиход. На войне именно они первыми шли на штурм, в битву или разведку. И если надо было отразить два нападения или два раза ударить, один раз они брали на себя и разбивали так много болтающих старых капитанов. Так сегодня смелые и отважные люди двора заставляют заметить себя, и делают эго лучше, чем раньше, я в этом убежден».