Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

В отличие от своего брата Карла IX, которого не отвращали жестокие и кровавые развлечения, Генрих III, видимо, никогда не присутствовал на боях животных. Он даже упразднил королевские звенинцы. 21 января 1583 года Л'Эстуаль рассказывает, что, вернувшись в Лувр из монастыря Бон-Ом, «он приказал убить из аркебузы львов, медведей, быков и других подобных животных, которых он имел обыкновение кормить для боев с собаками. И все потому, что ему приснилось, как его раздирают на части и пожирают львы, медведи и собаки». Л'Эстуаль предполагает, что этот сон показывает картину, как короля пожирают бешеные звери Лиги. Д. Додю, конечно, упрекает Генриха в таком истреблении животных. Но он забывает, что согласно представлениям эпохи сны принимались за предупреждение, которым нельзя пренебрегать. Такой впечатлительный человек, как Генрих III, решил, что получил приказ, которого не может ослушаться. В 1576 году король и королева привезли из путешествия по Нормандии «большое количество обезьян, попугаев и маленьких собачек, купленных в Дьепе». Видимо, король не только покупал при случае редких животных, но и давал распоряжения их покупать, о чем свидетельствует его переписка с начальником порта Тальмон. Гак, 5 октября 1577 года он упрекает его в присвоении предназначенного ему груза обезьян. 26 октября начальник порта просил вице-адмирала Пуату объяснить королю, что он не виновен, так как барку с животными разграбили жители Тальмона.

Король хотел иметь редких животных не только для своего удовольствия. Он очень любил их дарить. Гак, 5 июля он пишет Суврэ: «Я отправляю вам говорящего, как меня убеждают, попугая. Однако Лианкур так хорошо выучил язык этой страны, что когда мы прибудем, он будет лучшим знатоком во Франции». (Лианкур был первым оруженосцем короля.) На следующий день Генрих вновь обращается к Суврэ, опять вспоминает о попугае и добавляет: «Я подарю вам обезьяну».

Итак, король лишь разделял общее увлечение редкими животными. И здесь не в чем его обвинить. У Л'Эстуаля в феврале 1576 года мы находим следы этой моды на попугаев. Один попугай был у секретаря короля д'Аттиши, которого он научил называть прево торговцев «вором», откуда родился пасквиль «Попугай и д'Аттиши».

В результате можно сказать, что если Генрих III лишь эпизодически занимался физическими упражнениями, иногда играл в азартные игры, увлекался какое-то время бильбоке, вырезал картинки, любил маленьких собачек и редких животных, то его критикам мало в чем можно его обвинить. На их счастье, склонность Генриха к украшениям и драгоценностям дает им нужный аргумент, чтобы утвердить свое обвинение и подготовить последний штрих, благодаря которому его современники не преминули наброситься на его фаворитов. Но сначала посмотрим, что справедливо в отношении склонности короля к украшениям.

В молодости герцог Анжуйский выделялся утонченностью и изысканностью в одежде. В 1572 году венецианец Мишель описывает его в прекрасной одежде и уже с серьгами в ушах. Сменивший Мишеля Морозини оставил нам описание костюма короля: «Его одежда делает его утонченным и похожим на женщину, так как помимо того, что он носит богатейшие одежды, все покрытые золотом, драгоценными камнями и жемчугами невероятной стоимости, он придает особенное значение белью и прическе. Обычно он носит на шее двойное колье из янтаря, бросающее особый отблеск на его лицо. Но, по моему мнению, он больше теряет свое королевское достоинство из-за того, что у него проколоты уши, как у женщины, более того, он не довольствуется одной серьгой, а носит целых две с подвесками из драгоценных камней и жемчуга». Тогда Генриху было чуть более 20 лет, и это ему простительно. Молодой принц мог позволить себе иметь прихоти. Он вполне находился в рамках двора, куда пришла мода из Италии. Вся европейская знать старалась скопировать образ жизни итальянских грандов. В 1577 году Липпомано пишет: «Изменения в костюмах среди молодых людей требуют огромных расходов льняных, золотых и шелковых тканей. Придворный не может считаться богатым, если у него нет от 25 до 30 смен одежды различных фасонов, которые он должен менять каждый день». В другом месте он говорит о расходах дворян, которые «тратят теперь больше, чем раньше: они тратят свое состояние на банкеты, лошадей, одежду, особенно сейчас, когда король уделяет так много внимания своей одежде». Молодые дворяне любили яркие ткани. О костюмах короля можно судить по словам брата герцога де Жуаеза, сменившего в октябре 1581 года Франсуа д'Э, впавшего в немилость, и ставшего хранителем королевского гардероба: «Передал портному Его Величества три локтя тонкого черного драна на большое манто, шесть с половиной локтей черного велюра на подкладку, более четырех с половиной локтей на подкладку плаща из черной тафты, те же четыре с половиной локтя черного велюра на подкладку плаща мраморного цвета, который король имеет обыкновение носить, пять локтей черного велюра на плащ с капюшоном и еще один локоть черного сатина на рукава другого плаща, четыре локтя серого сатина на ночную рубашку и три локтя серой тафты на подкладку, наконец, один с половиной локоть серой тафты, чтобы подбить камзол». Генрих также не скупился и на обувь.

Богатство мужских костюмов заметно на всех картинах, представляющих сцены жизни двора, особенно балы. Своими размерами и изысканностью поражают камзолы и прически, хотя сторонники закона не одобряли всего этого. И то, что Генрих III и его фавориты не одни следовали моде, подтверждает гравюра Ф. Рабеля. На ней изображен будущий Генрих IV в период своего заточения в Лувре, между 1572 и 1576 годом, одетый как фаворит Генриха III, в богатый камзол с двойным рядом жемчугов и в берет с султаном. Итак, Беарнец тоже следовал моде. Надо ли говорить, что, став свободным, он быстро вернулся к своей привычке пренебрегать одеждой?

Итак, надо было поступать как король, но не всегда ясно, был ли Генрих III причиной возникновения какой-либо моды. Его прически способствовали появлению и распространению беретов. Д'Обинье рассказывает, что во время своего пребывания в Лувре рядом с Генрихом Наваррским он видел, что дворяне носили шляпы только в случае дождя или конных состязаний. С 1579 года, как мы видели, Генрих III постоянно держал голову покрытой. Король, напоминает Липпомано, «по совету врачей сбрил все волосы, он носит берет, похожий на польский, и никогда его не снимает, ни в присутствии послов, ни в церкви, и носит очень богатый и красивый парик». С этого момента береты стали широко распространены. То же самое в отношении коротких штанов, которые до Генриха III были короткими и как бы надутыми, а при нем стали длиннее и более плоскими, однако не установлено, он ли ввел эти изменения.