Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Здесь речь шла об общественных выступлениях. Но если Генрих III хотел добиться послушания, то он умел и отбрасывать королевское величие в отношениях со своими приближенными. Он никогда не скупился на проявления дружбы и признательности, особенно с Виллеруа. В марте 1579 или 1580 года он писал ему о своих чувствах: «Я люблю тебя, потому что ты служишь моей воле». В марте 1580 года он говорит еще более фамильярно, используя прозвище: «прощай, Бидон. Люби меня всегда, так как я всегда буду хорошим господином». В марте 1584: «Вы знаете, что я вас люблю. Вы так хорошо мне служите».

Такая доброта Генриха III расценивалась как слабость, она была противопоставлена суровости Людовика XIII. Она удивляла современников. Несмотря на го, что ему надоели постоянные дуэли при дворе, разделявшие знать на отдельные группы, он избегал наказывать дуэлянтов, даже когда речь шла о тяжелых ранениях. Брантом извиняет его: «Он был так добр, что не хотел их строго наказывать, так как любил свою знать». То же самое в отношении некоторых убийств. Общество неправильно восприняло его расположение к Виллекье, убившего свою жену в сентябре 1577 года. Многие подумали, что фаворит принца действовал с молчаливого согласия короля. Таким же образом в июле 1578 года осталось безнаказанным убийство Сен-Мегрена, одного из фаворитов (покушение было подготовлено герцогом де Гизом, так как Сен-Мегрен считался любовником герцогини). Тем не менее Генриху случалось приходить в ярость. Так, в апреле 1584 года во время путешествия из Шартра в Клери с просьбой защитить к нему обратились крестьяне, жертвы разбойных нападений. Их беды побудили его свершить правосудие и выразить им глубокое сожаление.

Его сочувствие к многочисленным страданиям подданных не ослепляло его, и он видел бессмысленное насилие народного движения. По поводу «опасного происшествия, случившегося в пятницу и имевшего целью освободить преступника, практически стоявшего на виселице: надо предотвратить подобное, так как вы знаете, когда народ выходит из повиновения, он превращается в животное», — пишет он Виллеруа в сентябре 1584 года. Почти 25 лет с начала волнений народ с готовностью «выходил из повиновения», и Генрих III до конца жизни был вынужден считаться с движениями, поднимавшими городское население на борьбу то с гугенотами, то с католиками, то в 1588 году и 1589-м против него самого.

Зная, в какой мере нищета может быть причиной волнений, он постарался изменить положение. 11 ноября 1584 года он предписывал Гонди, епископу Парижа, приказать начать сбор пожертвований на городскую больницу. В июне 1586 года венецианцы сообщали, что он использовал бедняков для очистки парижских рвов с оплатой по 4 су в виде хлеба и 2 су деньгами. В декабре 1586 года, проявляя «примерное милосердие», он взял 20 000 ливров из сумм, предназначенных для городских укреплений, чтобы раздать их бедным.

Но Генриху III недоставало ореола популярности. Что бы он ни делал, критики надевали на него тунику Несса. Подобно матери, ему не было до этого никакого дела, но более чувствительный и менее закаленный, чем она, он иногда возмущался и сопротивлялся. Так случилось в 1588 году, самом ужасном из всех. Письмо, написанное им Виллеруа в начале мая (возможно, 5-го числа) показывает силу обуревающих его чувств. «Больше я не могу это выносить, иначе мое сердце будет очень трусливым, но, уверяю вас, я обладаю тем, что должно быть твердо записано в душе, не имея желания быть их слугой и настолько терять мой авторитет». Ему предстояло противостоять штурму, на который собирался герцог де Гиз, и в конце письма король добавлял слова, звучащие практически как рычание: «Доведенная до предела страсть оборачивается яростью, пусть они не вынуждают меня к этому!» Укрывшись в Шартре после успеха дня Баррикад 13 мая 1588 года, он вновь вернулся к тому, что писал Виллеруа, обращаясь к депутатам от Парламента Парижа, пришедших просить его вернуться в столицу: «Вы знаете, чем оборачивается потревоженное терпение и сколько может сделать оскорбленный король». Узнав о том, что стоял вопрос о захвате короля и что его обсуждали Гизы, он заявил (свидетельство венецианцев от 17 июля 1588 года): «Я держу кинжал, и любой приблизившийся ко мне должен будет умереть. Никогда я не дамся живым в их руки, я хочу умереть королем Франции».

Без сомнений, до этого момента он оставался человеком уступок и компромиссов. Но на этом году революции его противники пренебрегли истинностью его переживаний и силой его энергии. Начиная с открытия второго созыва Штатов в Блуа и до конца жизни он отказывался склониться перед ультракатоликами из Святого Союза. В одно мгновенье оказавшись перед лицом ужасных обстоятельств, которые ему надо было преодолеть, Генрих III стал королем в полном смысле слова, и образ принца, увлеченного одними удовольствиями, исчез навсегда. Тем не менее именно его надолго запомнили потомки и историографическая традиция. Как справедливо пишет мадам Ж. Буше, «следует забыть…».

Некоторые более прозорливые современники Генриха III отдавали себе отчет о значении этого короля. Летом 1588 года Этьен Паске признавался одному своему корреспонденту: «Мы не можем не признать, что у нас великий король». Гугенот дю Мулен писал герцогине де Туар 5 января 1589 года: «Король сострадателен, прекрасен во всех своих начинаниях и наделен божественным духом, так что Господь даст ему свое полное благословение». Эти слова далеки от обвинений Агриппы д'Обинье.

Нунций Морозини, бывший послом Венеции в правление Карла IX и в начале правления Генриха III, в феврале 1588 года составил его удивительно точный политический портрет: «Кажется, он стоит в одиночестве посреди огромного людного театра; он исполняет роль двух персонажей: короля, полного надежд, и короля, полного тревог».

Люди, которые приближались к нему и беседовали с ним, почти всегда говорили, что перед ними был человек, несмотря на исключительно сложные обстоятельства не имеющий недостатка ни в воле, ни в решительности, ни в желании действовать. Опасение за него не переставало мучить умы многих его приближенных. В январе 1586 года господин де Месс, посол Венеции, намекал на это в одном письме к Виллеруа: «Одна мысль об этом делает нас всех несчастными». Внезапная насильственная смерть короля лишь подтвердила это опасение: прошло еще 11 лет войны (за границей и внутри страны), прежде чем закончился период волнений, начавшийся в 1560 году.

Государственный муж Генрих III выполнял свои обязанности монарха с умом и прилежанием в традициях французской монархии. Если ему не удалось до конца выполнить свои намерения, не он один был виноват в этом. Знатные семейства и враждебные конфессии оспаривали права на ум и сердце французов, то же можно сказать о городской буржуазии, которая не менее, а может быть, и более остальных виновна в создавшемся положении. Кроме того, кризис разжигался и поддерживался Испанией, Англией и Святым Престолом. Один против всех так чаще всего действовал Генрих III.