Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Чтобы покончить с гем, кто обеспечивал жизнь и преемственность государства, его враги решили напасть на него не в области исполнения государственных обязанностей, а в его личной жизни. После нашего изучения портрета Генриха III в качестве государственного мужа мы видим, что его нельзя упрекнуть в его деятельности как монарха. Что будет, когда мы проанализируем его личную жизнь, ведь именно здесь на него нападали еще его современники и нападки не прекращаются до сих пор? Долг историка — открыть досье, изучить все факты, истинные отделить от ложных и восстановить подлинный портрет Генриха III в его частной жизни.

Если бы Генрих обладал крепким здоровьем и не был интеллектуалом, а принцем, нравящимся знати, то есть увлекающимся физическими упражнениями и военной жизнью, его никогда бы не упрекнули в чрезмерном увлечении сексом. Поведение, столь непривычное для короля, удивляло его подданных и давало его противникам повод обвинять его в женоподобии. Отсюда был один шаг до подозрений в извращенности нравов. С 1576 года, после двух лет правления, на него беспардонно обрушилось множество обвинений.

Надо признать, что общественное мнение было дезориентировано образом жизни Генриха III. Прежде, чем уехать в Польшу, он командовал армией Карла IX с 1567 по 1573 год. Жарнак и Монконтур окружили его казавшейся заслуженной военной славой. Нотариус Пуату, Д. Женеру писал в своем «Журнале», что отъезд герцога Анжуйского имел место «при большом сожалении народа, принимая во внимание его удачу и склонность к оружию». Подобно всем дворянам, Генрих начал рано заниматься всеми физическими упражнениями, среди которых первое место занимала верховая езда, мастером которой слыл его гувернер Карнавале. С 1567 года герцог Анжуйский вел жизнь военного, совершенствуясь во владении оружием и учась командовать. Его наставником был Со-Таванн, советам и стратегии которого Генрих был обязан своими победами при Жарнаке и Монконтуре: он принял их очень деликатно, отблагодарил Таванна пенсионом, а позднее присвоил ему звание маршала. Личное мужество молодого герцога потрясло его современников и было предметом гордости его близких. Жан де Сен-Сюльпис, гувернер герцога Алансонского, ставил его в пример своему ученику. Во время осады Ля-Рошели он писал жене, что принцы не боятся опасности: «По правде говоря, это не место для сыновей короля».

Когда Генрих был кандидатом на польский трон, на избирателей Сейма сильно повлияло его реноме как военачальника, созданное его военными победами. Когда он стал королем Франции, его подданные ожидали, что он будет продолжать прославивший его путь. Каково же было их разочарование, когда они увидели, что он отказался от роли главы армий. Люсенж в своем «Зеркале принцев» пытается объяснить такое резкое изменение: «Как только он был коронован, его воинственное настроение внезапно сменилось желанием мирно прожить остаток своих дней, потому что слишком долго пребывал в праздности и стал малодушным и потерял силу».

Однако те, кто таким образом выражали свое разочарование, забывали реальную обстановку. Разве король, главная часть политического здания, не должен остерегаться малейшей опасности? Пленение, подобно Франциску I после Пави, было бы настоящей катастрофой. Но общество хотело видеть короля-воина. Клод Атон ворчит в своих «Мемуарах» в 1576 году: «Народ Франции предпочел бы видеть короля на войне, а не во главе религиозных процессий или на мессе». 12 сентября 1586 года Л'Эстуаль тоже критикует короля, который, вернувшись из Шартра, направился к капуцинам: «Так король подставляет щеку Лиге, одетый в платье кающегося грешника, вместо того, чтобы подобно Цезарю обратить властное лицо свое к мятежным легионам».

Однако при необходимости отвага не оставляла Генриха III. Он доказал это, сев на коня в 1587 году, выступив против наемников протестантов, и в 1589 году против гугенотов. Но его дальновидный ум оценил, что с гугенотами не справиться путем войны. Его секретарь Жюль Гассо рассказывает, что «силой оружия, к которой он так часто прибегал в собственной жизни и с помощью которой одерживал победы над представителями так называемой протестантской религии, тем не менее, он не смог их уничтожить окончательно, каким было его желание». Лишь «мирным путем и примером благочестия он достигнет возвращения их в лоно Святой Церкви», заключает он.

Однако нельзя отрицать, что он решил твердо придерживаться мирных путей, исходя и из чисто личных соображений. Ему нравилась жизнь двора. Элегантный, изысканный и утонченный, он испытывал отвращение к военной жизни. Когда в 1572–1573 годах он был вынужден встать во главе войска, осаждавшего Ля-Рошель, он покинул двор с большим неудовольствием.

В 1572 году венецианец Мишель описывает его прекрасно одетым, благоухающим духами и отпускающим шутки в обществе дам. Он же находит его через три года «склонным к миру и спокойствию», в противоположность «своему отцу и братьям», так что «его стремление к спокойствию, по правде говоря, заставило потерять большую часть веры в него». Нельзя было бы найти что-либо, более противоречащее представлениям знати о деятельности монарха. Мишель констатирует этот факт и добавляет: «Во Франции… ни один дворянин, ни один принц, ни один господин, который не любит, не стремится и не хочет войны, не может быть уважаем».

Генрих III не был военачальником по рождению, но умел им быть при необходимости. Надо ли напоминать, что католики, так желавшие видеть его во главе армии, направленной на уничтожение протестантов, первые и практически всегда отказывали ему в средствах для ведения войны. Облегчая ему удовлетворение личных интересов, они совершенно напрасно упрекали его в таком легком отступлении от намеченного.

Конечно, для короля Франции был необычен отказ от физических упражнений. «Он не любит ни одного утомляющего развлечения, — констатирует Мишель в 1575 году, вроде охоты, лапты, манежа, и как следствие, ему не нравятся турниры, состязания и прочие вещи». Тем не менее Генрих иногда занимался спортом. В августе 1582 года, будучи в Сен-Жермен-ан-Ле, он добавляет в конце письма к Виллеруа: «Теперь я пойду играть в лапту с мячом, в которой я упорен, насколько возможно». Он прекрасно ездил верхом и довольно часто этим занимался. В 1584 году он просил Виллеруа уступить ему «лошадь, за которую я заплачу, если вы пожелаете продать ее мне, и доставлю себе удовольствие». В конце ноября 1584 года д'Эстуаль рассказывает, что «король наслаждался, заставляя плясать и прыгать прекрасного коня, и вдруг увидел дворянина из свиты герцога де Гиза; он позвал его по имени и сказал: «Есть ли у моего кузена Гиза в Шампани монахи, вроде меня, которые могут так управлять своими лошадьми?» Таким образом он намекал на Меченого, сказавшего, что Генрих «ведет жизнь монаха, а не короля».