Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Однако супружеское счастье королевы Луизы несколько раз нарушалось такими моментами, когда ей поневоле приходилось испытывать ревность. Как мы видели, король давал ей для этого поводы, тем не менее, стараясь скрыть от нее все эти похождения. Но когда она о чем-то узнавала, он удовлетворял ее желания. Из письма герцогини де Рец, старой подруги короля, к мадам де Невер, мы знаем, что Луиза, узнав о связи короля с Ля Мирандоль, при поддержке своей свекрови удалила Ля Мирандоль от двора. Благодаря Жирару, автору «Жизни д'Эпернона», мы знаем, как однажды Жанна де Брисс. ак, мадам де Сен-Люк, своим змеиным языком рассказала Луизе о неверности короля. Луиза пожаловалась королю, он признался во всех ошибках, а королева в ответ раскрыла имя своего информатора.

Хотя отношения короля и королевы не всегда были безоблачными, дипломаты говорят о настоящей гармонии, объединявшей обоих супругов. Так во время празднований свадьбы Жуаеза Екатерина вошла в королевский кабинет без предупреждения и с удивлением увидела короля на низком сиденье с королевой на руках. Екатерине оставалось лишь сожалеть, что комната не была заперта. Об этом случае рас сказывает английский посол 9 октября 1581 года.

Луизу Лотарингскую больше печалили не эпизодические измены мужа, а отсутствие детей. От подобных мыслей она дурнела и становилась меланхоличной. Говорили о разводе, но королева-мать была настроена против и наоборот старалась восстановить гармонию в семье. Представители Испании утверждали, что она заинтересована в существующем положении, дабы сохранить свое влияние на сына. Но это абсолютно несостоятельная точка зрения.

С 1586 года, все более склоняясь к благочестию, король вновь возобновил со своей женой принятые отношения. 4 декабря 1586 года королева говорила о своей радости Виллеруа, написавшему из Олленвиля, где вместе проводили время оба супруга, «очень рада узнать из вашего письма, что мой сын и моя дочь вместе и в таком хорошем настроении. Если Господу будет угодно исполнить ваше желание и мое, о котором я молю Бога каждый день, послать нам наследника, это будет лекарством от всех наших бед».

Возможно, это удивительно для такого своенравного и неожиданного человека, но испытания, перенесенные им, начиная с 1585 года, увеличили его расположение к королеве. В июне 1587 года венецианец Дольфен свидетельствует, что «король проводит с нею почти весь день, стараясь полными участия словами помочь ей сохранить мужество», когда Луиза лежала в постели с высокой температурой. Такое вернувшееся взаимопонимание разочаровало испанцев, решивших, что из мести к прошлой неверности короля Луиза предаст его. Однако ничего такого не произошло, даже наоборот. Став вдовой, она переживала истинное горе и не переставала кричать о своей боли. 6 декабря 1589 года она писала из Шенонсо герцогу де Неверу, что она «угнетена беспрерывной болью, не имея сил выносить свою слишком жестокую потерю, лишившись благословения нашего Господа». Она ходатайствовала и в Риме и перед Генрихом IV, чтобы воздали должное памяти Генриха III, также она обращалась к кардиналу де Жуаезу, чтобы с умершего короля сняли обвинение в убийстве кардинала де Гиза. Кроме того, она настойчиво требовала от Генриха IV наказания тех, кого она укажет как вдохновителей убийства ее мужа. Но Генрих IV не мог беспокоить судебным разбирательством герцога де Майенн и Гизов и одновременно примириться с ними, чтобы восстановить мир в королевстве.

В большом списке королев трудно найти вдову, которая бы оставалась в такой же мере постоянной в своем горе и печали, как Луиза Лотарингская.

Так, несмотря на некоторые облака, иногда нарушавшие гармонию королевской семьи, Генрих III мог уверенно рассчитывать на эту женщину, отдавшую ему любовь другого типа, нежели любовь по крови. О лживости последней Генрих III знал если не на примере матери, то во всяком случае на примере своей сестры Маргариты и брага Франсуа, так как отношения с ними очень рано были отмечены неприязнью, перешедшей в ненависть.

Острота и сила страстей, разгоревшихся в королевской семье в правление Генриха III, заставляли вспоминать о распрях семьи Атридов. Дом Валуа теперь представляли только королева-мать, два ее сына и дочь, все без наследников. Рядом находились узаконенные потомки Генриха II — Генрих Ангулемский и Диана де Франс, а также Карл Валуа, родившийся от связи Карла IX с Марией Туше. Однако именно с незаконными детьми своего отца и брата у Генриха III были самые лучшие отношения. Его постоянной опорой была та, которую он называл в письмах «моя добрая мать». По мере сил Екатерина старалась восстановить если не подлинное, то, по крайней мере, внешнее взаимопонимание между своими тремя оставшимися детьми. Это тем более заслуживает уважения, поскольку она никогда не скрывала своего очевидного предпочтения к тому, кого она называла «мои глазки». Такой явный выбор вызывал зависть у других детей к герцогу Анжуйскому. Например, Сюлли пишет в «Королевской экономике»: «Король Карл больше не мог выносить в своем королевстве собственного брата Генриха, видя, как он узурпировал все внимание и доверие королевы-матери, любящей только его одного и ненавидящей своего другого сына, Франсуа, герцога Алансонского». Можно представить, какие чувства испытывал Франсуа-Эркюль, когда его гувернер Сен-Сюльпис писал маршалу де Бирону, что не забывает говорить своему ученику об «обязанности любить и почитать такого достойного принца, как его брат». Очень рано антипатия между двумя принцами стала взаимной. Уезжая в Польшу, Генрих трепетал при мысли, что его брат может сменить его на посту генерал-лейтенанта королевства, и был бы очень доволен видеть его мужем Елизаветы Английской, что помешало бы принцу находиться во Франции в качестве соперника и главы оппозиции. Принадлежа к слабому полу и уже будучи замужем за королем Наваррским, Маргарита вызывала меньше тревог, но это не помешало ей принять сторону Франсуа и поддерживать его интересы. Такой оставалась ее позиция все время правления Генриха III.

К счастью для короля Франции, отношения, связывающие его с матерью, стали для него драгоценной поддержкой. Но несмотря на то, что, как Генрих писал матери, «Франция и вы значите больше, чем Польша», и то, с какой радостью мать и сын встретились в 1574 году, было бы ошибкой полагать, что при Генрихе III Екатерина пользовалась тем же влиянием, что и при Карле IX. Об изменениях, произошедших в положении королевы-матери, стало известно, когда она перенесла свою обычную резиденцию из Лувра в дом, который построила недалеко от Сен-Эсташ. Стало ясно, что она больше не держит в руках нити власти и является лишь блестящим помощником монарха: советником, к мнению которого всегда прислушиваются и который всегда готов выполнить самые деликатные поручения. Взаимопонимание между матерью и сыном не всегда было полным, особенно после начала кризиса, разразившегося по вопросу наследника. Склонная щадить интересы Гизов, Екатерина в этом вопросе сильно расходилась с мнением короля. Другой темой, вызывающей разногласия, оказались паломничества Генриха III, начиная с 1583 года. Она не одобряла их, опасаясь, что вместо полноправного короля он превратится в монаха. Но эти разногласия по сути были поверхностными. Об этом свидетельствует их переписка. Гак, 26 сентябри 1575 года королева писала сыну: «После смерти короля, вашего отца, я жила лишь для того, чтобы служить вам… Пусть никто не заставит вас забыть об этом, иначе мне будет очень больно». В декабре 1580 года она заканчивает письмо к подруге, герцогине д'Юзэ, словами о «короле, моем любимом сыне». Во время осенней кампании 1587 года, когда король командовал войсками на Луаре, она так волновалась за него, что просила государственного секретаря Бруара «сделать так, чтобы я имела новости о нем каждый день».