Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Осложнения, с которыми столкнулась Лига, были не меньше их требований. Первые толкали их на примирение с королем. После делегации от независимых дворов в Шартр прибыли другие посредники, от духовенства. Зная пристрастие короля к капуцинам, направили туда и их делегацию. Они пустились в дорогу, представляя в натуре мучения Христа. Бывший фаворит Анри дю Бушаж, ставший братом Анжем, играл роль богочеловека, и проделал весь путь, согнувшись под тяжестью креста. Генрих III принял их хорошо, но ни в чем не уступил. Новые городские власти Парижа решили не рисковать собой в Шартре и ограничились письмом, которым утверждали свою верность и повиновение. Однако последнее зависело от согласия короля принять условия Лиги. А они были суровыми. Король должен был одобрить события в Париже, проявить незаинтересованность в выборе магистратов города, пересмотреть королевские счета, снизить налоги, снять со всех должностей д'Эпернона и Ля Валетта, наконец, возобновить войну с гугенотами в Гюйенне, где ему окажет помощь герцог де Гиз, в то время как герцог де Майен должен уехать в Дофинэ. Узнав об этом ультиматуме, Морозини воскликнул: «Требовать одновременно столько трудновыполнимых вещей — значит отнимать у короля всякую надежду объединения с католиками и толкать его в руки еретиков».

Предоставив своему брату кардиналу защищать эти требования перед Морозини, Балафрэ предпочел на время исчезнуть, настоятельно попросив королеву-мать поехать к королю. Только она могла говорить ясно и громко в присутствии д'Эпернона. Но осторожная Екатерина почувствовала ловушку и предпочла остаться. Вместо нее докладную записку повез один из курьеров Лиги, господин де Менвилль, на этот раз в сопровождении эшевенов Парижа. Генрих III принял депутатов со своей обычной любезностью и отослал их назад, сказав, что ответ они узнают от королевы-матери. Его привез Марк Мирон, первый врач короля, наделенный полномочиями вести переговоры. Екатерина и ее Совет не стали сразу сообщать послание: если почти на все пункты король давал надлежащий ответ, то он хранил молчание относительно судьбы д'Эпернона. Королева хотела помочь Лиге и одновременно устранить д'Эпернона и Ля Валетта.

Но если королева-мать была готова капитулировать перед Лигой, то Лига ждала от короля согласия на все ее требования. Главным пунктом оставалась полная опала д'Эпернона. Об этом передали Морозини, который спросил Гиза, согласится ли он сражаться с королем Наваррским. Получив утвердительный ответ, нунций выехал 3 июня к Генриху III, остановившемуся в имении герцога Феррарского, в замке Вернон. Встреча прошла очень сердечно. Король казался тронут заботой о нем папы, в чем старался уверить его Морозини. Напомнив, что он решился уехать из опасения, что Бриссак с людьми из Университета нападет на Лувр и захватит ворота Порт-неф, Генрих III выразил веру в то, что другие христианские принцы, и в первую очередь папа, не покинут его в таком справедливом деле. «Несмотря на крайние обстоятельства, — говорит нунций, — король сохранял хладнокровие. Он носил на боку кинжал, чтобы пронзить им грудь любого, кто придет его арестовать, уверенный, что умрет следом за ним. Однако он не хотел принимать никакой помощи от еретиков. Более чем когда-либо он настроен вести с ними войну». Нунций мог быть только доволен таким настроением монарха. Лига была гораздо менее сговорчива, и потребовалось еще некоторое время и другие переговоры, прежде чем было достигнуто соглашение, чему немало способствовала общая обстановка в Европе. В отличие от своей матери, которая считала неизбежной победу Испании над Англией, что вынудило бы подписывать на любых условиях мир с Лигой, так как она была на службе у Филиппа II, — Генрих III делал ставку на поражение испанцев. Информированный лучше Екатерины, он поделился в Шартре своим мнением с послом королевы Елизаветы. Он знал, какой опасности подвергнется Армада, и точно оценивал возможности обороны Англии. Если король видел выгоду в подписании договора, который сделал бы недействительным поражение Испании, сторонники Лиги, уверенные в ближайшей победе Филиппа II, еще больше месяца упрямились. После многочисленных переговоров между Парижем и Руаном, где тогда остановился Генрих III, договор был наконец подписан вечером 15 июля королевой-матерью, кардиналом де Бурбон и герцогом де Гизом. На следующий день Виллеруа повез в Руан текст Эдикта Союза, который король немедленно подписал. Парламент зарегистрировал его 21 июля 1588 года.

Почти по всем пунктам Эдикт Союза повторял статьи Немурского договора. Король обязывался никогда не заключать мир с еретиками. Он сам и его подданные должны были поклясться, что никогда не примут королем принца-еретика. Все те, кто откажется присоединиться к «данному Союзу», будут обвинены в оскорблении Его Величества. Король амнистировал все события 12 и 13 мая. В секретных статьях король обязывался опубликовать каноны Совета Тридцати, оставлял за католическими принцами города, переданные им по Немурскому договору, лишал д'Эпернона правления в Булонь-сюр-Мер, обещал продать имущество еретиков, а также дать средства на содержание полков Сен-Поля и Сакремора, гарнизонов Гуля, Вердена, Meцa и Марсаля. Он также ратифицировал все изменения в составе городских властей и охраны Парижа. Официальными письмами от 4 августа Гиз назначался генералиссимусом королевской армии с титулом генерал-лейтенанта. Став официальным наследником, кардинал де Бурбон получил право называть главного мастера каждой профессии во всех городах королевства, и его офицеры получили те же привилегии и иммунитет, что и у короля. Кардиналу де Гизу был обещан Авиньон, д'Эпинаку Со и Немуру правление в Лионском районе.

Вторым человеком, побежденным на баррикадах после короля, был д'Эпернон. Тог, о ком Кавриана писал 23 мая: «Все презирают его и проклинают как чуму королевства», находился в Кане, когда узнал о парижских событиях. 20 мая он приехал в Шартр и понял, что придется идти на уступки. Он отдал королю свои грамоты на правление в Нормандии и на должность адмирала. В Руане его сменил герцог де Монпансье, а его браг Бернар де Ля Валетт стал адмиралом. Но Лига требовала полной опалы обоих братьев. Проведя в Шартре две недели, д'Эпернон решил предоставить королю свободу действий и уехал в Лош. Он приехал туда 4 июня и решил наблюдать за событиями. На следующий день после подписания Эдикта Союза, Генрих III направил в Лош Мирона, чтобы передать ему, что он оставляет за ним правление в Ангумуа и Сентонже, а за его братом в Провансе, но оба он и должны отказаться от остальных своих должностей. Д'Эпернон отказался подать в отставку. Но больше всего его задело запрещение появляться при дворе. С этого момента он стал беспокоиться о своей безопасности. Мирон приехал в Лош, вероятно, 24 июля. 27-го числа д'Эпернон въезжал в Ангулем, чье неприступное положение могло послужить прекрасным убежищем. И вовремя: после полудня курьер привез мэру города, правда с опозданием, запрет принимать кого бы то ни было. Фанатичный сторонник Лиги, мэр Ангулема Норман решил устроить для своего правителя засаду и отправил своего сводного брата Суше ко двору. Принятый Виллеруа и Генрихом III, он представил такое положение, будто герцог собирается присоединиться к гугенотам. Монарх знал непримиримый характер своего бывшего фаворита. Суше пообещал захватить его и привести к королю. Без сомненья, Генрих III дал уговорить себя Виллеруа, который хотел отомстить герцогу. Но задуманное дело провалилось из-за бдительности слуг д'Эпернона и его упорного сопротивления: через два дня осады замка его освободил отряд, пришедший на помощь из Сенга (10–11 августа). При этом Норман расстался с жизнью, а герцог и город заключили сделку: все были спасены, и все было забыто. Не присутствуя на собрании Генеральных Штатов в Блуа, д'Эпернон почувствовал возрождение своих надежд после смерти Гизов, но ему предстояло ждать апреля 1589 года, прежде чем Генрих III решился вернуть его к себе.