Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Таковы были умонастроения людей перед открытием сессии Генеральных Штатов. Каким видел ближайшее будущее Генрих III, от которого зависел ход событий? Лучше всего это показывает его письмо к кардиналу де Жуаезу в Рим. Хотя оно датировано 16 мая 1588 года, в нем прослеживается линия поведения, на которой он остановился после провала своих попыток вернуть в лоно церкви Генриха Наваррского: «Мой кузен, предупреждение, которое вы мне послали в ваших письмах от 18 апреля, о приезде в мой город Париж моего кузена герцога де Гиза и о его намерениях, подтвердилось последовавшими событиями… Сегодня я хочу, чтобы вышеназванный герцог де Гиз объявил, кем он хочет быть, моим слугой или моим врагом. Если он мне подчинится и будет мне служить, как тому надлежит, я ему докажу, что для меня важнее личных соображений общественное благо моет королевства и сохранение католицизма. Но я хочу дела, а не слов. Если он откажется повиноваться, я пойду на все, чтобы защитить и сохранить мой авторитет и мое государство, что бы ни случилось». В этом решении уже сквозила трагедия 23 декабря. Она произошла, потому что герцог повел себя как открытый враг короля, а не как его верный слуга. Этой трагедии предшествовали маневры, которым предавались Генрих III и глава Лиги во время сессии Генеральных Штатов.

Примирение враждующих сторон было лишь внешним. События 23 декабря покончили с ним самым грубым образом. Пролитая кровь Гизов рассеяла всю ложь. Большинство населения страны почувствовало к Генриху такую ненависть, подобную которой испытали роялисты два века спустя к условным цареубийцам. Разрыв между королем и основной массой населения наметился в конце 1588 и начале 1589 года, в ситуации, не имевшей прецедента. Законному королю предстояло оказаться вне закона по решению толпы его подданных, возможно, даже большинством их. Теми же французами отвергался законный наследник на престол. Оказавшись врагами народа, они будут вынуждены объединить против него значительные военные и финансовые средства, опираясь на самую могущественную нравственную силу того времени, католическую церковь. Поддерживаемый отрядами верующих и новыми приказами, папа бросился в самую гущу событий, превратившихся в некое подобие крестового похода. Разве речь шла не о том, чтобы покончить с ересью?

Нет ничего удивительного в том, что почти исчезнувший старый феодальный дух вновь возрос и укрепился. Возродились старые идеи средневековья. Так, города без статуса коммуны тоже захотели стать свободными и независимыми. Провинции, до которых еще не дотянулась рука короля, хвалились контрактами, которые связывали их с королем, и громко требовали свободы. С этим прошлым, пытающимся возродиться и напомнить свои права, прекрасно сочетаются недавние идеи гуманистов Возрождения и религиозной революции. С точки зрения Возрождения короли созданы для народов, а не наоборот. Эта теория не нова, так как Бургундия, как и Бретань, согласилась объединиться под одной короной только при посредстве двусторонних обязательств. Но революционным является тезис о договоре, представляющем ценность для всего народа. Его источником является исписанный акт, который юристы называют молчаливым «квазидоговором», принятый всеми, и который, как утверждают, лег в основу отношений между правительством и его подданными. Сформулированный сначала протестантскими полемистами, апостолами свободы сознания, защитниками преследуемого религиозного меньшинства, он послужил затем для оправдания позиций католического большинства и позволил ему навязать с: вои взгляды кандидатам в правительство страны. Король не может исповедовать какую-либо другую веру, кроме католической, потому что так хочет подавляющее большинство жителей королевства. И если ничто не может ограничивать власть большинства, то почему, в случае крайней необходимости, не избавиться от «тирана»? Разве классическая античность не дает нам примеров того, как гибли тираны? Как в XVI веке, все, что кажется новым, принимается только со ссылкой на прошлое. Так, революционный кризис эпохи Генриха III еще более обостряется, увязанный с династией Капетингов в целом. По странному парадоксу Лига, которая, казалось, собиралась отбросить божественное право королей, воздавала почести этому уже считавшемуся устаревшим принципу, пытаясь найти замену Валуа и Бурбонам, и эта линия претендует на связь с династией, предшествовавшей Капетингам. Если в 1792 году единственную законность представляет собой народ, отобравший у короля-узурпатора все его права, то в 1588–1589 годах легитимистам, защитникам последнего Валуа и его наследника Бурбона, противостояли в качестве еще более истинных легитимистов сторонники Лиги. Они одной чертой зачеркивали 600 лет истории, чтобы угодить принцам Лотарингии!

Эта страна, раздираемая на части по меньшей мере тремя силами — гугенотами, членами Лиги и «политиками» — не была изолирована от Европы. Ее часто неопределенные и плохо охраняемые границы были открыты для вторжения иностранцев. К несчастью, сами французы без конца призывали их к себе. Шла ли речь о внешней войне или гражданской, армии создавались из наемников. Во время правления Франциска I и Генриха II только король вызывал наемников, ландскнехтов или швейцарцев. В период волнений 1559–1589 годов наряду со швейцарцами короля были швейцарцы «короля швейцарцев», Людвига Пфиффера, и гугенотов. Иногда король, Гиз, Беарнец по своему усмотрению набирали швейцарцев или немцев, чуть позднее король Наваррский пригласил отряд англичан, а Майен испанские войска герцога де Парме. Разве принцы могли сопротивляться искушению воспользоваться для личных целей войсками, предназначенными для той стороны, которой они руководили?

Еще более опасными, чем обращение к иностранным наемникам, оказались аппетиты соседних принцев. Неисчерпаемые ресурсы феодального права позволили им найти юридический предлог, чтобы требовать спорного права на наследование. Если Гизы претендовали на прямое происхождение по линии Карла Великого, то почему бы главе Лотарингского дома Карлу III и его сыну, маркизу де Понт-а-Муссон, не быть предпочтительным претендентом на корону? На юге Шарль-Эммануэль Савойский, внук Маргариты, сестры Генриха II, был бы не прочь увеличить свое герцогство до королевства Арля. Филипп II, после неудачной попытки сделать инфанту Изабеллу, внучку Генриха II, королевой Франции, с удовольствием сделал бы ее герцогиней Бретани. Королева Елизавета потребовала в качестве платы за помощь Беарнцу порт Кале.