Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Однако между королем и Штатами было слишком много причин для расхождения во мнениях, чтобы единодушие 18 октября могло долго продолжаться. Гак, оказалось недостаточно, что Союзный эдикт запрещал «становиться королем какому-либо принцу-еретику или защитнику ереси». 4 ноября по предложению духовенства было высказано пожелание объявить короля Наваррского преступником, виновным в оскорблении божественного и «человеческого» высочества, и лишить его и его потомство права наследования короны. Одобряя такое решение на словах, король заметил, что не может приговорить Беарнца, не выслушав его, и предложил послать к нему своих представителей. Но три сословия желали немедленного приговора. Какой бы вопрос ни затрагивался, противоречия между королем и Штатами чувствовались все сильнее.

Близился день решающего конфликта между Генрихом III и главой Лиги. 22 ноября Кавриана холодно замечает: «Скоро мы узнаем, кто будет сильнее, король или герцог де Гиз. Тот, кто завладеет Орлеаном, будет хозяином Франции». Король еще не испил до дна чашу унижений. По его приказу герцог де Невер прибыл в Пуату, чтобы противостоять Генриху Наваррскому, в то время как Майен в Лионе готовился встретиться с Ледигьером в Дофине. Для этих кампаний только Штаты могли предоставить средства. Но если они были самим огнем и пламенем против еретиков, то становились льдом, когда речь заходила о субсидиях. Депутаты собирались воспользоваться просьбами короля, чтобы поставить его в свою зависимость. В 1576 году их разъединение послужило королю. В 1588 году все три сословия пришли к согласию, что их решения должны иметь силу закона. Это была конституционная революция, стремившаяся положить конец абсолютной монархии. Генрих III был вынужден согласиться на создание палаты юстиции, 18 членов которой были избраны из представителей трех сословий и 6 человек представлены королем. Депутаты пошли еще дальше и потребовали список членов королевского Совета. Генриху III вновь пришлось уступить. Комедийные сцены все чаще разыгрывались монархом, депутатами и руководителями Лиги, пока не был сыгран один из актов трагедии, разрушивший все иллюзии, всевозможную ложь и притворство. «Заплатки», прикрывавшие болезни королевства, сразу же спали 23 декабря 1588 года.

Чуть ранее, 13 мая, король писал Виллеруа о членах Лиги: «Задетая страсть оборачивается гневом. Пусть они меня к этому не вынуждают». После его бегства из Парижа Гиз и его сторонники не переставали вынуждать его к этому, а с момента собрания Генеральных Штатов король без конца подвергался унижениям. Чрезвычайно нервный, Генрих III очень болезненно переживал все раны, нанесенные самолюбию монарха.

Шли дни, и он чувствовал угрозу если пока еще не для жизни, то для своей свободы и того, что еще осталось от власти. В атмосфере напряженности Блуа одна вспышка могла спровоцировать взрыв. Возможно, ею стала беседа в доме у Гизов 17 декабря. Кардинал поднял бокал за своего брата как за короля Франции, а мадам де Монпансье, носившая у себя на поясе знаменитые золотые ножницы (чтобы подстричь короля в монахи), выказала надежду воспользоваться ими. На следующий день эти слова были переданы королю итальянским актером, приглашенным к столу, и не оставили никаких сомнений относительно намерений Гизов. Историк Давиля тоже относит решение короля покончить с ними к 18 декабря. В тот день двор был занят празднованием свадьбы Кристины Лотарингской и великого герцога Тосканского. Король собрал в своем кабинете маршала д'Омона и маркиза де Рамбуйе. Вечером спросили мнение у Альфонсо Корсо, и планы короля были одобрены тремя голосами против одного. Вероятно, окончательное решение было принято в ночь с 20 на 21 декабря. Выработав план, Генрих III расстался со своими доверенными лицами около 11 часов вечера и пошел спать к королеве Луизе, приказав разбудить его в 4 часа утра.

Сложно поверить в ослепление Генриха де Гиза и допустить, что он сам положил голову под топор. Гордыня и высокомерие Меченого породили в нем чрезмерную уверенность, которая привела его к гибели. С 21 по 23 декабря к нему постоянно поступали предупреждения.

Пока Меченый тратил силы с мадам де Сов, сон бежал от короля, легшего в постель раньше обыкновения. В 4 часа утра он поднялся и прошел в кабинет, где его ждали Белльгард и Дю Гальд. Личная охрана короля стала собираться к 5 часам в галерее Оленей. Генрих III лично пришел проинспектировать их и дал понять, что они потребуются ему сегодня. Затем те, кого он указал, явились к нему в комнату, и он посвятил их в замысел. Из предосторожности он приказал им подняться на следующий этаж в небольшие кельи, которые он приготовил для своих капуцинов. Между 6 и 7 часами утра он слушал мессу в своей молельне, затем отправил в зал Совета д'Омона, де Рамбуйе, де Ментенона и д'Э. Оставшись один, он отдал последние приказания. Приказав как можно тише спуститься солдатам из келий, чтобы не разбудить мать, он оставил 8 из них у себя в комнате вместе с Лоньяком. Это были те, кому предстояло убить герцога. 12 других он поставил в соседнем кабинете, чтобы служить поддержкой, если герцогу удастся ускользнуть. Трое других стояли на внутренней лестнице. Остальных поставили на галерее Оленей.

Утром многие опять пытались предупредить Генриха де Гиза. Но он не внял советам остаться у себя в комнате. Гиз направился в зал Совета с одним-единственным Перикаром, который имел туда доступ в качестве секретаря по финансам. Для начала обсуждений надо было ожидать прихода Рюзе-Болье, государственного секретаря, который должен был принести список дел, записанных в повестку дня. Гиз ничего не ел с утра и в ожидании попросил Перикара принесли ему винограда, «который он ел вместо завтрака». После ухода Перикара в зал вошел Ларшан и передал ему просьбы некоторых своих людей о предоставлении должностей. Гиз согласился. Томимый голодом, поскольку Перикар не возвращался, Гиз попросил Сен-При, слугу Генриха III, принести ему что-нибудь. Тот принес «несколько бриньольских слив». Чуть позже Жан Геру, привратник, передал ему его бонбоньерку, принесенную Перикаром. Последний не мог присоединиться к своему хозяину, поскольку в этом ему препятствовали люди Ларшана. Гиз попросил найти его секретаря и привести в зал заседаний. Охваченный внутренним холодом, он подошел к камину и приказал подложить дров. Но его слабость возросла и из носа пошла кровь. Сен-При отправился искать платок для герцога, а тем временем пришел Рюзе-Болье, начал зачитывать дела и все члены Совета расселись вокруг стола, стоящего посередине комнаты.

Около 8 часов Совет был в полном составе, и король приказал государственному секретарю Револю пойти к Гизу и передать, что король ждет его в своем кабинете. Получив от Револя сообщение, Гиз резко поднялся, простился с членами Совета и удалился с бонбоньеркой и платком в руках. Ему оставалось жить несколько мгновений. У входа сто приветствовала охрана и проследовала за ним с таким расчетом, чтобы отрезать ему путь к отступлению. Почувствовав неладное, герцог обернулся, и на него тотчас же напали. Плащ помешал ему воспользоваться шпагой, и у него не оказалось ничего, кроме рук и бонбоньерки, чтобы защищаться.