Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

По иронии судьбы Генрих Валуа второй раз бежал из своей столицы. В первый раз он сделал это, чтобы поменять корону Польши на корону Франции. Второй раз — чтобы сохранить ее. Генрих III оставлял Париж повстанцам, чтобы легче было сражаться с ними, сохраняя при этом личную свободу. В отличие от Луи XVI, Генрих III понял, что ни в коем случае не следует оставаться пленником парижан и герцога де Гиза. По мнению Л'Эстуаля, урок «трех триумфальных дней Святого Союза» заключается в том, что «оба Генриха вели себя как два осла, один, не решившись доделать то, что задумал, имея для этого все возможности, другой — упустив попавшего в капкан зверя».

Балафрэ, действительно, упустил такую возможность, которая уже больше не представится. Сделал ли он это намеренно? Анонимный сторонник Лиги утверждает, что на просьбу Лиги помешать королю покинуть Париж герцог ответил, что это его король, и он имеет полную свободу идти куда-то или оставаться на месте, как ему захочется. Действительно ли были произнесены эти слова? Если так, то были ли они искренними? Для амбициозного и реалистичного Генриха де Гиза бегство короля было не решением вопроса, а поражением. Историк Давиля приписывает ему еще одно выражение, которое лучше отражает положение, не становясь от этого более правдоподобным. Королева-мать и Гиз еще были вместе, когда им сообщили об отъезде короля. «Мадам, — воскликнул герцог, — я погиб!» Примерно через 7 месяцев, 23 декабря 1588 года, Балафрэ, действительно, должен пасть смертельно раненным по приказу короля, в замке Блуа. Но в тот момент главным человеком, получившим выгоду от трех дней триумфа Святого Союза, был Филипп II, который, находясь на вершине своего могущества (как он полагал), собирался к концу мая увидеть Непобедимую Армаду у берегов Англии.

«Слава Господу! Я сбросил иго!» воскликнул Генрих, выехав из Парижа, рассказывает Кавриана. Он же передает, что перед отъездом король побывал у капуцинов и сказал им: «Молитесь за меня Господу, так как я ухожу, чтобы не стать пленником». 18 мая нунций сетовал, что «королевство погружается в пучину», а тосканский врач вздыхал: «У нас два короля и неизлечимый раскол». Однако следовало собрать разделившихся. К счастью, Екатерина и королева Луиза остались в Париже, готовые вмешаться, опираясь на поддержку Морозини, также оставшегося в столице. Своим отъездом Генрих III переиграл Балафрэ. «Я мог бы тысячу раз его арестовать, четыре дня спустя писал герцог своим сторонникам, но Господу не понравилось бы, если бы я когда-нибудь и подумал об этом». Тем не менее такое публичное заявление плохо скрывало подлинную линию поведения Гиза.

В середине мая расстановка сил в Европе, борьба между Испанией и Англией не давали ему возможности захватить власть. Армада еще не покинула берегов Испании. Это объясняет то, почему но приезде в Париж герцог пошел к королеве-матери. Он знал, что, несмотря ни на что, она готова помочь ему, что ей и предстояло сделать, в последний раз способствуя соглашению между руководителем Лиги и Генрихом III, так как между двумя королями — Шартра и Парижа — начинался новый этап борьбы. Чтобы выиграть его, Гиз поспешил стать полновластным хозяином столицы. Желая показать, что только Генрих III был причиной возникновения баррикад, он приказал разобрать их. Уже 14 мая в Париже не осталось никаких следов волнений. Во избежание любых выступлений в защиту короля, герцог запретил первому президенту де Арле собирать Парламент. Этот человек отказался подчиниться приказу, и Гиз попросил помощи у королевы-матери, которая передала приказ в магистрат.

В тот же день 14 мая Гиз заставил подчиниться Бастилию, 18-го числа — замок в Венсене и Арсенал. Перрез и другие эшевены были сняты с должностей и брошены в тюрьму. 18 мая были организованы революционные выборы с «компанией добрых католических буржуа», вместо 77 традиционных избирателей, причем голосовали вслух. Ля Шапелль-Марто, рьяный сторонник Лиги, стал преемником Перреза. Весь состав нового муниципалитета отдавал свои симпатии Лиге. Шевалье дю Ге, Лоран Тетю, был заменен членом Святого Союза Конжи. Вместо Рапена Ля Морлиер стал прево королевской резиденции. Ля Брюйер-сын стал гражданским лейтенантом, Бюсси-Леклерк был назначен управляющим Бастилией. Все капитаны городской охраны, назначенные Генрихом III в 1585 году, были смещены и заменены на людей из низких сословий, полностью преданных Лиге. Герцог хотел действовать при поддержке Совета Союза и городской ратуши. В день своего вступления в должность новые городские власти разослали во все католические города циркуляр, в котором рассказывали, как народ спас свою свободу и религию, приглашая их присоединиться к Парижу. Письма Гиза к буржуа других городов призывали их воспользоваться предоставившимся случаем для спасения веры.

Гиз умышленно говорил о своем желании служить королю. Его поступки, но не слова, были действиями мятежника. Он хорошо понимал, что Лига не станет хозяйкой страны, если не получит монарха. Тогда она могла бы править от его имени. Уступая желанию Екатерины, герцог отправил в Шартр депутатов от Парламента, чтобы принести королю заверения в уважении и покорности. Со своей стороны, Гиз отправил королю письмо, в котором называл себя нес частным человеком из-за несправедливых подозрений на его счет. Он настаивал, что приехал в Париж, рискуя жизнью, с чистыми намерениями, чтобы победить недоверие короля. Он напоминал о том, сколько сделал для разрядки напряженности, чем доказал, насколько он далек от заговоров и интриг, приписываемых ему его врагами. В заключение он даже сетовал, что «внезапный отъезд лишил меня возможности устроить все для полного удовлетворения Вашего Величества… Я надеюсь своими поступками доказать это стремление, так что Ваше Величество сочтет меня верным подданным и полезным слугой, и завоевать Ваше расположение, думая только о благополучии Вашего королевства».

В то время, пока герцог де Гиз подписывал эти лживые заверения, король информировал о происшедшем правителей провинций. Рассказав о волнениях в Париже, он давал понять, что их вдохновителем был герцог де Гиз, что он сам безуспешно пытался успокоить восставших, но, оказавшись в угрожающем положении в Лувре, предпочел покинуть Париж, нежели сражаться с жителями дорогого ему города. В заключение он просил правителей и всех своих добропорядочных подданных содействовать тому, чтобы волнения не распространились по всему королевству. Письмом от 15 мая он хотел показать парижанам, что никогда не имел по отношению к ним никаких враждебных намерений, что их обманули. Он воздержался от того, чтобы говорить о герцоге де Гизе, и в заключение просил их «держаться твердо, в союзе с нами». В качестве компенсации король открыл свои мысли маркизу де Пизани в письме от 18 мая. В нем он детально описывал события в Париже и называл виновником случившегося герцога де Гиза. Однако в личном письме Сиксту V он не стал называть Гиза, но с не меньшей силой высказался относительно его политики, разоблачая тех, «кто свои амбиции соединил с религией… Поняв, в какой крайней ситуации я оказался, вы не найдете странным, что я решился на крайние меры». Таким образом он давал понять, что собирается покончить со своим врагом. 18 мая нунций Морозини высказался в том же направлении, что и король: «Есть опасения, что герцог де Гиз задумал совсем другое, чем то, о чем он говорит». Он писал также, что «неизвестно, чего ожидать, так как наиболее посвященные члены Лиги признали, что приезд герцога де Гиза в Париж имел целью захват короля, поскольку последний не способен управлять королевством, а также формирование Совета из наиболее видных дворян и офицеров королевства, который осуществлял бы правление, а король удалился бы в монастырь и стал бы монахом или, по крайней мере, жил, не вмешиваясь в государственные дела». Желая иметь чистую совесть, Морозини имел долгую беседу с Гизом и Пьером д'Эпинаком, о чем послал отчет в депеше от 18 мая. По словам его собеседников их единственной целью была защита католической веры и искоренение ереси. «Хорошо! сказал им Морозини. Вы хотите проводить в жизнь эту цель, отделившись от короля, или оставаясь верными ему? Но без короля, как вы знаете, невозможно сражаться с гугенотами». Гиз и д'Эпинак по-прежнему придерживались своих слов. Морозини продолжал: «Поскольку вы признаете невозможность сохранения в королевстве католицизма, без уничтожения еретиков и невозможность вести против них войну без содействия короля, следует, если вы действительно стремитесь к этому, согласиться с необходимостью объединения с Его Величеством; в противном случае, если он будет изолирован, он сблизится с протестантами… С этого момента члены Лиги должны примириться с королем, Париж должен принести свои извинения, а его жители заявить о том, что не хотели разгневать его, а просто пытались сохранить старое право защищать самих себя». Венецианец хорошо определил условия примирения короля с Лигой. Обратившись к Гизу, он показал ему две альтернативы: «Что касается меня, то я предпочел бы быть герцогом де Гизом, окруженным знаками почитания, чем тираном королевства, нарушившим клятву верности своему королю. Герцог должен выбрать между этими двумя ролями: первая более почетна, вторая низка». Оба представителя Лиги стали защищаться: «Король слишком разгневался. Рано или поздно он будет мстить». На следующий день д'Эпинак пришел к Морозини: «Герцог де Гиз долго размышлял над вашими словами, и, согласно вашему совету, он пошлет королю написанное мною письмо». Это было письмо, датированное герцогом 17 мая, о котором уже шла речь выше.