Петр Еремеев - Арзамас-городок

После утрени совершаются Часы и Литургия, а после нее идет освящение куличей, пасох, яиц и мяса, для пасхальной трапезы верующих.

В пасхальное утро чаще «играет» солнце… [41]

Горожане разошлись по домам, начиналось разговенье. На столах, покрытых белыми скатертями, красуются освященные пасха, куличи… Крашеные яйца лежат в зеленом овсе. За несколько дней до праздника его сеяли и он быстро вырастал в тепле. Даже у бедняков Арзамаса в этот день великого праздника на столе красовались творожные пасхи, пышные куличи — этот «хлеб пасочен», с глазурованным верхом, посыпанные цветным сахарным горошком, цветными фигурками овечек и разных цветов из подкрашенного сахара — эти украсы продавались в бакалейных магазинах и стоили недорого. В куличи обыкновенно запекали миндаль и изюм.

Разговенье было коротким — ложились спать, ночь-то провели в храме…

С девяти-десяти часов начинались визиты. Они наносились прежде только на Рождество, Новый год и на Пасху. А накануне праздника обычно рассылались визитные карточки по почте, поздравительные открытки.

…Шли пешком, ехали на своих лошадках, на легковых извозчичьих. К родне, близким знакомым, не забывалось, разумеется, и начальство. Старшие по чину не любили, когда подчиненные приходили с визитом поздно или совсем не приходили. Если почему-то не удавалось поздравить своего столоначальника в Рождество, скажем, то уж обязательно следовало прибыть на поклон в Новый год.

В каждом доме визитеры задерживались не более десяти-пятнадцати минут. Ведь надо иной раз побывать в десятке домов — шутка ли!

Двери в этот день отверзты у всех… Поясной поклон хозяевам, веселый возглас: «Христос воскресе!» Ответное: «Воистину воскресе!» Сдержанное лобызание и ласка голоса хозяев:

— Да присядьте, присядьте на минуточку. Ну, как там в вашей Ильинской-то церкви?

— Прекрасно хор Иконникова пел.

— Да и у нас в соборе — великолепная служба!

— Ну-с, дорогие гостенечки, вам какого налить?

— Какова… Лучше дорогова… Пожалуй, мадерцы. Водочки ни-ни. Нам с супругой еще в шесть домов, должно себя блюсти…

На столе у хозяина вин довольно. Простую водку не очень-то жаловали в большие праздники — она для буден… Водка обычно продавалась в четвертях, ее выставляли на стол обязательно в графинчиках. Бутылка ее стоила от сорока до шестидесяти копеек, а ведро — восемь рублей. Стоимость простых виноградных вин, исключая марочные, в бутылке в среднем не превышала рубля.

В каждом доме хватало на столе и закусок. Именно закусок, горячего визитерам не ставили. Что же на блюдах, тарелках и тарелочках: холодец, окорок, разные колбасы, обязательно селедка, украшенная цветком, запеченная ножка телятины, осетровый балык, икра щучья, кетовая, паюсная, заливное и, конечно, овощи..

Визитеры выпьют по рюмочке, по две, не боле. Иные ведь после визитов возвращались домой «еле можаху»…

…В этот первый день Пасхи интересно было пройтись по улицам старого Арзамаса.

Горожане любили и умели хорошо одеваться. Где-то с обеда, ближе к вечеру, начинались уличные гулянья, и уж тут можно вдоволь наглядеться на своих и наших, на чужих и всяких иных… Обращали на себя внимание молодые люди с внимательными глазами, а вдруг увидится та, единственная…

Жили горожане еще открыто. В праздники не прятались по домам, по углам… У каждого дома на лавочках всю праздничную неделю сиживали пожилые и радовались видимой жизни в эти теплые весенние дни.

И в каждом доме по вечерам — праздничные застолья для родных и друзей. Звучала доступная музыка, устраивались танцы, в которых все открывалось: красивая одежда, умение танцевать «с фигурами», умение держать себя с девушкой, чистое, открытое желание понравиться друг другу.

Родители «позволяли» себе — вина хватало, играли в карты, много пели. Дети гордились, что старшие умели петь, охотно перенимали бесхитростные, но душевные песни. Песня сближала, навсегда роднила, накрепко соединяла старину с настоящим…

Праздновали целую неделю — пасхальная неделя считается ведь за один день… Особенно весело было ребятне. Катанье яиц, качели, игра в бабки, а если земля на пригорках просохла, играли в лапту, в городки.

Всю пасхальную неделю — иди и звони. Гурьбой взбегали ребята на колокольню любой церкви и торопились ухватиться за веревки колокольных языков. Громко и весело вызванивали русские колокола по всей матушке России:

— Христос воскресе!

— Воистину воскресе!

Долго в Арзамасе не забывались имена тех, кто изобретательно украшал пасхальный праздник.

Про купца Ивана Ивановича Зайцевского, про смелость его писали: «…в молодости отличался удалью: никто, как он, с таким бесстрашием, не щадя своей жизни, не решался залезть в пасхальную ночь на верхушки колоколен, чтобы разукрасить кресты плошками и фонарями».

Позднее, уже в этом веке, таким же смельчаком был Николай Аменицкий. С удивительной ловкостью парень взбирался на верхи колоколен и зажигал там разноцветные фонари. Украшал разноцветными фонариками притворы храмов, готовил снаряды для фейерверков.

Ко всему этому в праздничную ночь литургия начиналась «по благовесте с пушками», которые находились у Воскресенского собора. Это были небольшие сигнальные прежде орудия.

…Погромыхивали пушки, сказочным дождем рассыпались разноцветные огни фейерверка — яркую, феерическую картину представляла из себя пасхальная ночь.

Арзамас радостно праздновал торжество жизни!

День поминовения умерших, отмечавшийся в четверг на седьмой русальской неделе после Пасхи.

В Семик православная церковь — раз в году издавна свершала панихиды над теми, кто умер «не своей смертью», кого не хоронили на освященной земле кладбищ.

Семик распадался на две части. На церковную и на праздник в «память старой веры и дедовых обычаев» — языческую часть.

В народе Семик и следующую за ним Троицу называли и «зелеными святками». «Основу семицко-троицкой обрядности составляет культ растительности — березки у русских».

Веселый это, коренной праздник молодежи, как и Троица, — встреча лета.

В этот день после церковной службы девушки ходили в березовую рощу, заламывали, завивали там ветки дерев с загадом о замужестве, о женской доле. Завивали венки из ранних летних цветов. Через венок девушки целовались — кумились. После этого они должны были жить в тесной дружбе и согласии.