Фердинанд Шаландон - Алексей I Комнин. История правления (1081–1118)

Но этот план провалился. В 1090 г. Алексей отправил Константина Далассина, своего родственника, напасть на Чаху; тот отобрал у последнего большинство владений, и эмиру пришлось бежать в Смирну [573]. Тем временем Алексей продолжал борьбу с печенегами, но безо всякого успеха. Он пытался, тщетно, отстоять Русий [574], что близ Родосто, и Апрос [575]; постоянно терпя поражения, он был вынужден все время отступать. В конце концов он заперся в Чорлу, всего в двадцати лье [576]от Константинополя. Печенеги решили остановиться на зимовку между Хавсой и Булгарофигом, на берегах Эргене — притока Марицы, совсем рядом с Люлебургазом [577]. Алексея изнурили эти бесконечные походы и беспокойство из-за постоянных измен в его окружении [578]. В феврале он вернулся в Константинополь, оставив командование на Николая Маврокатакалона.

Война продолжилась даже зимой. Через восемь дней после прибытия в столицу Комнин узнал, что враг собирается осадить Хировакхи [579]. Он немедленно взял с собой войска константинопольского гарнизона, какие были под рукой, около пятисот бойцов [580], и в пятницу 14 февраля 1091 г. заперся в угрожаемой крепости [581]. Едва он добрался до места, как осада началась, и в субботу император одержал над врагом две частичных победы. 17 февраля он вернулся в Константинополь во главе причудливой процессии, повеселившей, должно быть, столичную чернь. Впереди двигались греческие солдаты, переодетые в костюмы печенегов, верхом на вражеских конях в варварской сбруе; дальше тянулась длинная цепь пленных, а за ними — греческие всадники с головами убитых врагов на копьях [582]. Это занимательное зрелище, должно быть, на миг развеяло тревоги горожан, но на самом деле ситуация не изменилась. Успех Алексея был незначительным: «Много радости, но мало выгоды для греков, много печали, но мало урона для врага» [583]. Печенеги по-прежнему держали Константинополь отрезанным от всей западной части империи; столице не приходилось надеяться на помощь извне, а враг стоял у ворот. 8 марта горожане не рискнули почтить по обычаю храм святого Феодора в одном из предместий города [584].

Тем временем Чаха оправился после прошлогоднего поражения. Он вновь вступил в переговоры с печенегами и убеждал их занять полуостров Галлиполи, чтобы им было проще контактировать между собой, поскольку, став хозяевами Дарданелл, союзники могли бы поставлять друг другу подкрепления. В то же время Чаха пытался привлечь на свою сторону турок, находившихся на службе императора [585].

Алексей, узнав о планах врагов, постарался собрать за пределами зоны, занятой печенегами, контингенты, которые ему прислали разные фемы.

Зимой он попытался набрать войска в Италии, вероятно, через посредничество папы, которого сумел убедить ему помочь. Это следует из одного места в «Алексиаде», где Анна говорит, что весной 1091 г. отец ожидал армии, которая должна была прибыть из Рима [586]. Значит, нам надо рассмотреть отношения Византии и Рима в тот период, чтобы выяснить, могла ли быть послана такая просьба о помощи. Мы видели, что в деле Итала Алексей вел себя как истинный поборник православия. Император имел богословское образование, составлявшее в Византии неотъемлемую часть высшего образования. Поэтому, вопреки тому, что полагал Бароний [587], Алексея можно считать противником латинян. При нем был принят ряд мер, притеснявших латинян, которые жили на землях империи. Так, им было запрещено использовать опресноки при служении мессы, и их обязали следовать греческому обряду. В связи с этим папа Урбан II вошел в сношения с василевсом и прислал в Константинополь в 1089 г. аббата монастыря Гроттаферрата, чтобы просить об отмене этой меры. Алексей, хоть и был проникнут православными представлениями, мечтал об объединении обеих церквей, поэтому выказал папе большое расположение и предложил созвать собор, который бы собрался в Константинополе [588]через восемнадцать месяцев [589]. В результате этих переговоров Урбан II снял с него отлучение [590].

Тогда напряженность в отношениях значительно ослабла; доказательство этому мы находим в любопытном сочинении Феофилакта Болгарского — сочинении, написанном в 1091–1092 гг., согласно г-ну Васильевскому [591]. Это его знаменитое «Послание о заблуждениях латинян», адресованное диакону одной большой константинопольской церкви Николаю, позже ставшему епископом Мелесовы [592]. Это послание очень интересно и говорит о том, что архиепископ Болгарский отличался широтой взглядов, необычной для той эпохи в дискуссиях между греками и латинянами. Он высмеивает манию современников находить повсюду ересь: «Мы думаем, что для приобретения в глазах толпы славы первостепенных мудрецов в делах божественных необходимо как можно большее число людей записать в еретики; что только тогда мы докажем, что имеем глаза, когда ясный свет представим глубокой тьмой» [593]. Потом Феофилакт с иронией перечисляет упреки, какие делают латинянам: их священников упрекают в том, что они бреют бороду, носят золотые кольца и шелковые одежды, — и, вспомнив также об опресноках, субботнем посте и целибате священников, заключает: «Я даже из числа перечисленных заблуждений одни считаю не заслуживающими внимания, другие — заслуживающими умеренного исправления, то есть такого, что если кто его совершит, то окажет некоторую услугу церкви, а если нет, то тоже не будет большого вреда» [594]. Единственный пункт, который можно серьезно обсуждать, — это добавление «филиокве» к символу веры, и только в нем греки не должны идти ни на какие уступки. И в заключение архиепископ порицает соотечественников, считающих, что они всегда правы.

Таким образом, в отношениях Византии и Рима тогда произошла выраженная разрядка, и контакты между ними стали частыми. В 1091 г. у папы в Кампании мы встречаем греческую делегацию [595], прибывшую, несомненно, чтобы вернуться к идее собора, созвать который помешала война с печенегами. Этими дружескими контактами объясняется и просьба о подкреплениях, посланная Алексеем. Граф Риан, отрицая, что Алексей был способен просить папу о подкреплениях, не заметил того места в «Алексиаде», где Анна изображает отца ждущим в апреле 1091 г. подкреплений из Рима [596]. Алексей, теснимый печенегами, именно что обратился к папе, и этим можно объяснить фразы из Эккехарда и Бернольда, вызвавшие столько споров. Но не следует усматривать в этом призыв ко всему Западу. Анна Комнина сразу же уточняет, о каких подкреплениях идет речь, — о наемниках; думаю, под ними определенно следует понимать норманнов. Видимо, Алексей попросил папу, находившегося тогда в Южной Италии, повлиять на норманнских князей, чтобы те отправили ему войска. К этому простому толкованию и следует свести данный сюжет, который позже в сочетании с письмом графу Фландрскому произвел на свет легенду, породившую подложное письмо Алексея Роберту.