Фердинанд Шаландон - Алексей I Комнин. История правления (1081–1118)

Если обращаться исключительно к латинским источникам, то уход Татикия сильно напоминает бегство. Автор «Деяний» [892]довольствуется упоминанием самого факта и добавляет, что Татикий ушел под предлогом необходимости привести подкрепления. Раймунд Ажильский говорит, что, уступив Боэмунду два или три города: Таре, Адану, Мамистру, — Татикий покинул лагерь под предлогом, что идет за подкреплениями, и не вернулся. Судя по рассказу последнего автора, уход Татикия имел место в период между 30 декабря 1097 г. и 25 февраля 1098 г. [893]

Но то, что мы знаем из «Алексиады» и что подтверждается текстом Раймунда Ажильского, упомянутым выше, дает понять, что этот самый уход Татикия стал следствием интриг Боэмунда [894]. Из всего, что нам известно об осаде Антиохии, следует, что Боэмунд, осуществляя свой давно вызревший план, хотел, чтобы эту крепость передали ему. В Константинополе он пытался снискать расположение Алексея, чтобы найти у него поддержку, но услышал от василевса лишь добрые слова и не добился, чтобы его назначили на пост великого доместика, которого он так домогался. Скоро Боэмунд понял, что от императора ничего не получит. Если верить Раулю Канскому [895], ссора с василевсом произошла в момент, когда Танкред после взятия Никеи отказался приносить клятву. Когда бы этот разрыв ни случился, бесспорный факт, что под Антиохией Боэмунд уже полностью отбросил мысль о союзе с греками. С тех пор он намеревался создать независимое государство, центром которого стала бы Антиохия. Действительно, чего он мог желать лучшего, чем Антиохия, самая надежная крепость всего Востока, ключ от Сирии, к тому же располагающая укреплениями, грандиозные руины которых и по сей день говорят о мощи [896]? Турки в свое время смогли захватить ее только благодаря измене, и само сопротивление, какое она оказывала всем атакам крестоносцев, говорило о том, насколько сильна эта крепость.

Чтобы реализовать свои замыслы, Боэмунд составил целый план, искусно продуманный. После боя 31 декабря 1097 г. он сообщил вождям похода, что намерен вернуться в Европу. «Я вижу, — говорил он, — как умирают мои люди и кони, и не настолько богат, чтобы нести расходы на столь долгую кампанию только за свой счет». В ответ на эти жалобы совет, за исключением Сен-Жиля, решил, что если город будет взят, то будет принадлежать Боэмунду. Позже мы поняли, — добавляет Раймунд Ажильский, — что Боэмунд вел себя так затем, чтобы ему предложили Антиохию [897].

Присутствие Татикия препятствовало реализации планов Боэмунда: ведь если бы после взятия города там остался греческий корпус, он, конечно, создал бы затруднения. Очень вероятно, что Татикий постарался бы добиться передачи города себе именем Алексея, и, возможно, вожди крестового похода уступили бы, опасаясь довести дело до разрыва с императором, пока ничем не оправданного. Зато в случае отъезда Татикия никаких протестов, во всяком случае, пока, выдвигать была бы некому, и Боэмунд рассчитывал, что, став хозяином города, сумеет устроить дело так, чтобы не возвращать его грекам.

А ведь Татикий удалился вскоре после того, как совет крестоносцев дал обещание Боэмунду; и Анна Комнина однозначно обвиняет сына Гвискарда в том, что инициатором этого отъезда стал он [898]. Боэмунд якобы тайно предупредил Татикия, что Алексея обвиняют в измене. Он добавил, что по просьбе василевса приближается турецкая армия и что крестоносцы твердо решили отомстить ему, Татикию, за измену его властителя. Услышав это мнение, Татикий якобы подготовил все к отъезду, предупредил, что отправляется за подкреплениями, и под этим предлогом смог достичь порта Святой Симеон [899]и отплыть на Кипр. Этот рассказ Анны Комниной очень правдоподобен, и его подтверждают сами выражения, какие использует Раймунд Ажильский, сообщая об отъезде Татикия. Видно, что провансальский историк пересказывает расхожие слухи, он пишет, что поговаривали о тайных переговорах между Боэмундом и Татикием. Раймунд не очень хорошо знает, о чем речь, но слышал, что греческий полководец уступил Боэмунду два или три города. По самой формулировке «два или три города» понятно: то, что он сообщает, — это только отзвук молвы, а не определенный факт.

Судя по «Деяниям», дело обстояло иначе, и обещание вождей крестового похода Боэмунду отдать ему Антиохию было не столь однозначным, как говорит Раймунд Ажильский. Боэмунд, найдя себе сообщников в крепости, якобы потребовал, чтобы город принадлежал тому из вождей, кто его захватит; но его предложение было отвергнуто советом, заявившим, что, если старались все, то и город будет им принадлежать как общий. Осада затянулась, и при вести о скором появлении Кербоги крестоносцы, поменяв мнение, якобы решили: если Боэмунд возьмет город, Боэмунду его уступят, при условии, что он возвратит город императору, если последний выполнит свои обязательства [900]. Я предпочитаю версию Раймунда, потому что в поведении Боэмунда, описанном в ней, есть нечто не слишком достойное, а значит, вполне естественно, если автор «Деяний» попытался изложить факты в более благоприятном для норманнского князя свете.

Благодаря сообщникам, которые были в крепости у Боэмунда, 3 июня 1098 г. город попал в руки крестоносцев [901]; через три дня последние в результате подхода Кербоги из осаждающих стали осажденными. Блокада была столь плотной, что положение христиан казалось безнадежным, и именно тогда бежали «канатные плясуны». По дороге они встретили Алексея, который, выполняя обещание, шел на помощь к крестоносцам. Картина, какую беглецы обрисовали василевсу, видимо, была тем мрачней, что им приходилось оправдывать свое поведение, и они убедили императора в бесполезности подкреплений, которые он вел к осажденным. Несмотря на настояния Гвидо, брата Боэмунда, желавшего прийти на помощь брату, Алексей не захотел подвергать свои войска риску столкновения с Кербогой, должно быть, уже считая его победителем, и приказал возвращаться в Константинополь. Опасаясь, и это говорит о его полной добросовестности в данных обстоятельствах, что турки воспользуются победой и вступят в Малую Азию, Комнин велел разорить всю местность, а жителей направил в столицу, чтобы враг не нашел никаких ресурсов, если проникнет на греческую территорию [902].

Поведение Алексея пока что было очень корректным, он выполнял свои обязательства, и по-настоящему его нельзя упрекать за то, что он не пришел на помощь Антиохии. Справедливым ли было бы требовать от него, чтобы он вел себя более по-рыцарски, чем некоторые вожди крестового похода?

Однако армию латинян не ждал печальный конец, какой предрекали ей Стефан Блуаский и его спутники. Известно, что крестоносцы, которых воодушевило обретение мнимого Святого копья и которым особо помогло, по свидетельству восточных авторов [903], недовольство враждебных Кербоге эмиров, покинувших вождя в разгар боя, одержали над турками полную победу [904].