Валерий Степаненко - Византия в международных отношениях на Ближнем Востоке (1071-1176)

В целом, исследователями принята трактовка данных событий, предложенная Ф. Шаландоном. Спорным остается лишь статус короля Иерусалима. Ф. Шаландон полагал, что Бодуэн III действительно стремился получить Антиохию из рук императора [160, 443]. Р. Груссе писал, что даже если бы Райнальд «был низложен византийцами, то король не смог бы аннексировать Антиохию, не смог бы уничтожить ни юного Боэмунда, законного наследника княжества (Райнальд Шатильон был не более чем регентом, принцем-консортом приданого Констанции), ни саму Констанцию. События 1160 г. должны были это доказать» [191, Т. 2, 401]. Действительно, речь здесь могла идти не столько о передаче Бодуэну власти князя Антиохии, сколько о признании его регентом при малолетнем Боэмунде III. Благо, такие прецеденты были значительны, ибо дед короля Бодуэн II был регентом княжества с 1119 по 1126 г., а его отец Фулько Анжу — с 1130 по 1136 г. Значение регентства в Антиохии, как института, усиливавшего власть королей Иерусалима в рамках государств крестоносцев, убедительно показал Г. Э. Майер [239, 139–147].

К сожалению, источники дают незначительную информацию для решений вопроса о характере отношений Мануила Комнина с Бодуэном III. Из Антиохии король направил в ставку императора второе посольство, возглавляемое его братом Амори, графом Яффы и Аскалона, аббатом церкви Гроба Готфруа и Жосленом Писселем [31, 861]. Навстречу королю Мануил направил своих «племянников» — протосеваста Иоанна Комнина и Алексея Аксуха. Рассматривая вопрос о статусе Бодуэна III после оформления его отношений с императором, Ф. Шаландон и А. А. Васильев полагали, что во время свидания при Мопсуэстии король признал сюзеренитет василевса ромеев [160, 447–449; 273, 257–264], тогда как Р. Груссе и Дж. Ла Монт отрицали это, приписывая королю роль посредника на переговорах императора с князем Антиохии [191, Т. 2, 407; 219, 80–81]. Но роли этой Бодуэн III не мог играть уже потому, что прибыл под Мопсуэстию после капитуляции Райнальда Шатильона. Не склонный адекватно освещать события, если это умаляет достоинство его сюзерена — короля Иерусалима, Гийом Тирский пишет, что Бодуэн III получил от Мануила значительные суммы денег и обязался по договору предоставить ему определенное количество войск [31, 862–863]. Но аналогичные обязательства брали на себя жупан Сербии, султан Рума и князь Антиохии, чей вассалитет де-юре в отношении императора несомненен. Смбат Спарапет сообщает, что Мануил вручил Бодуэну III диадему [46, 45]. Все это свидетельствует в пользу того, что во время встречи при Мопсуэстии король признал сюзеренитет императора, хотя степень его зависимости могла быть и меньшей, нежели Райнальда. Анализируя терминологию Гийома Тирского, характеризующую отношения Бодуэна III с Мануилом [31, 861], Р. Груссе полагает, что «это больше похоже на выражения, присущие вассалу в отношении сюзерена, чем племяннику к дяде», но, вопреки этому, заключает: «Отношение короля к императору не дает оснований для подобной интерпретации», [191, Т. 2, 404]. Р. Груссе полагает, что «пребывание Бодуэна у Мануила Комнина при Мамистре, последовавшее за его браком с племянницей столь могущественного василевса, отметило дипломатический триумф короля Иерусалима и, вероятно, даже дипломатический апогей истории франкской Сирии. Скрепленное единством фамилий франкского королевства и Византийской империи… не было ли это единение в состоянии остановить турецкий реванш?» [191, Т. 2, 405]. На наш взгляд, оснований для столь оптимистической оценки событий нет. Противоречия между союзниками были достаточно сильны и связаны с диаметральной противоположностью их внешнеполитических устремлений. Если империя стремилась поставить под свой контроль франкские государства Сирии и Палестины, применяя как дипломатический, так и военный нажим, то каждое из данных государств пыталось использовать военную мощь империи для достижения своих локальных целей, будь то отвоевание «соседних исмаилитских городов» или же санкции Византии на присоединение владений соседа, союзника, вассала. Но если зависимость Антиохийского княжества от Византии на протяжении 60-х годов XII в. постепенно росла, то отсутствие общей границы между империей и Иерусалимским королевством и тот факт, что к концу правления Мануила антиохийская проблема так и не была решена империей, привели к тому, что Византия так и не смогла воспользоваться прогрессирующим ослаблением королевства в 70–80-е годы для превращения его в орудие своей политики в данном районе. Тем не менее эволюция последующих отношений двух государств шла в сторону втягивания королевства в орбиту византийского влияния.

Показательно, что если в 1138 г. сюзеренитет Иоанна II признал граф Триполи [14, 34], то в 1158 г. Раймунд III уклонился от встречи с императором. Возможно, это было связано с тем, что вплоть до конца похода Мануил не мог решить киликийской проблемы. Торос II с армией укрылся в горах, и император так и не рискнул начать военные действия в Горной Киликии. По ходатайствам Бодуэна III, Райнальда Шатильона и тамплиеров Торос был «прощен» Мануилом, возможно, пройдя через церемонию, аналогичную той, которую претерпел князь Антиохии [31, 862]. Киннам сообщает, что Торос «явился жалким просителем в лагерь ромеев. Приняв его, самодержец причислил его к ромейским подданным и наконец прекратил войну» [4, 206). «Наведя ужас на этого человека, — отмечает Никита Хониат, — он не пошел далее и не стал по примеру Иоанна сражаться за обладание всей Арменией. Те же крепости, которые тот (Торос — В. С .) покорил силой, он не потребовал и не отнял у властителя армян… Обманутый хитрыми и коварными речами Тороса, увлеченный обольстительными условиями союза, он повернул в сторону и прибыл в Антиохию» [14, 129–130]. Торос II получил инвеституру на Горную Киликию с Аназарбой, сан севаста, тогда как Равнинная Киликия к ноябрю 1158 г. вновь вошла в состав империи. Утверждение А. Бозояна о том, что после этого между 1159–1162 гг. Торос II «взял на себя обязанности правителя византийской провинции Киликия» [56, 13], являются домыслом, так как не подтверждаются сведениями источников и полностью противоречат практике, сложившейся в имперской провинциальной администрации.

Под Мопсуэстией Мануил оставался до начала 1159 г. Инфеодация Торосу II Горной Киликии отнюдь не была добровольным актом императора. Гийом Тирский отмечает, что «Мануил хотел захватить его крепости, которые были в горах», но не смог этого сделать [31,862]. Между ноябрем 1158 — апрелем 1159 гг. император вступил в переговоры с атабеком Алеппо, Посол Нур ад-Дина находился в лагере Мануила при Мопсуэстии во время приема Райнальда Шатильона, после чего император отправил атабеку дары. «Тогда король Иерусалима, князь Антиохии, севаст Торос и братья (тамплиеры — В. С .) решили обеспечить спасение христиан и, двинувшись со всеми своими контингентами, встали лагерем у Антиохии. Сверх того, король Иерусалима и другие князья убеждали императора греков постараться на благо христиан. Он дал им обещание, но без верности и без чистосердия. На самом же деле он намеревался войти в Антиохию, но не для того, чтобы сделать какое-нибудь полезное дело» [46,45]. Киннам сообщает, что когда Мануил «захотел вступить в Антиохию, жители города стали опасаться, как бы силы ромеев, впущенные в него, не попытались изгнать их самих оттуда» [4, 206]. Но князь Антиохии был вынужден согласиться с требованием императора. В город для организации триумфального въезда был отправлен логофет Иоанн Каматир. Над городской цитаделью Антиохии был поднят штандарт императора. Чтобы гарантировать безопасность Мануила от любых неожиданностей со стороны населения города, Каматир «потребовал, чтобы жители Антиохии дали ему в качестве заложников сыновей знатных фамилий» [43, 189; 4, 206]. После этого 12 апреля 1159 г. состоялся торжественный въезд императора в город. «Король, князь и граф Аскалона вышли ему навстречу вместе со всеми другими баронами королевства и княжества» [31, 863], Мануила встречал и католический клир во главе с патриархом Аймери. Византийские авторы подробно описывают, как Мануил во всех регалиях верхом на коне, которого вел под уздцы, исполняя маршальскую службу, Райнальд Шатильон, въехал в Антиохию. Позади императора без знаков королевского достоинства ехал Бодуэн III. Императорский кортеж проследовал в центр города к кафедральному собору. Празднества длились восемь дней. Населению раздавали мелкую серебряную монету. Был организован рыцарский турнир, в котором принял участие и сам Мануил. Во время пребывания в городе, император, как сюзерен князя, обладал высшей юрисдикцией, что отметили современники [4, 207; 14, 137–138; 31, 863]. Учитывая сведения Григора Ереци о том, что «сыновья знатных фамилий» были взяты в залог лояльного поведения населения Антиохии, можно предположить, что описываемое византийскими авторами ликование горожан во многом было вынужденным. Триумфальный въезд Мануила в Антиохию имел скорее репрезентативное, нежели практическое значение, продемонстрировав современникам сюзеренные права императора на Антиохийское княжество. Но его реальные плоды были незначительны. Византийская армия так и не была впущена в цитадель города, хотя это и было предусмотрено соглашением 1158 г.