Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

С утра 24 октября из Варшавы потянулись длинные вереницы экипажей, обозов и пешеходов; уезжали и уходили все, кто не верил в благоприятный исход дела и торопились избегнуть участи, постигшей Прагу. Уезжали не только мирные граждане, но и офицеры; уехал между прочими и Зайончек, с невынутой пулей. Колонтай бежал раньше, опасаясь за свою безопасность, и увез с собой большие деньги и драгоценности, пожертвованные частными лицами еще при Косцюшке на патриотическое дело. Вавржецкий послал за ним в погоню 200 человек кавалерии при двух офицерах, но они открыли Колонтаю цель командировки и дали бежать. Провинились перед долгом и совестью и другие: свидетельствуя по приказанию верховного совета казну, таможенный директор Зайончек передал больше 6,000 червонцев нескольким офицерам, для доставления в указанное место, но не все это исполнили.

Варшава переживала 24 октября часы, стоившие многих лет. Требовалась крайняя энергия правительства для успокоения обезумевшего от ужаса населения, а между тем и правительства почти не было. После полудня, когда возобновилась русская канонада, сформировалась депутация от горожан и представилась королю, Вавржецкому и верховому совету; она требовала капитуляции и решительно отказывалась от оборонительных действий, дабы спасти город от мести и разорения. Эти три власти думали тоже самое, различие было лишь в оттенках, а потому решение последовало в ту же ночь. Верховный совет поручил магистрату отправить к Суворову депутацию с предложением капитуляции; король дал от себя письмо в том же смысле.

Депутация была принята пражским комендантом Буксгевденом и отправлена к дежурному генералу при Суворове, Исленьеву; тот дал знать Суворову. Русский главнокомандующий принял эту весть с удовольствием и продиктовал условия капитуляции:

Оружие, артиллерию и снаряды сложить за городом, в условленном месте; поспешно исправить мост, чтобы русские войска могли вступить в Варшаву сегодня после полудня или завтра утром; дается торжественное обещание именем русской Императрицы, что все будет предано забвению, польские войска будут распущены по домам с обеспечением личной свободы и имущества каждого; то же гарантируется и обывателям; Его Величеству королю - всеподобающая честь. Суворов вручил эти статьи Исленьеву и приказал прочесть их присланным уполномоченным. Варшавские депутаты, озадаченные такою умеренностью и ожидавшие совсем других условий, от радости прослезились и вместе с Исленьевым отправились к Суворову. Русский главнокомандующий поджидал их, сидя перед своей калмыцкой кибиткой. Заметив, что депутаты подходят нерешительным шагом, как бы волнуемые разными опасениями, он вскочил со своего места, кинул саблю на землю и бросился к депутатам с распростертыми руками, крича по-польски; "мир, мир"! Обняв депутатов, он ввел их в кибитку, усадил около себя, стал угощать вином и закусками. Депутаты снова прослезились.

Переговоры велись в виде приятельской беседы и продолжались недолго. Депутаты предъявили депешу магистрата и письмо короля. В первой говорилось об обязанности магистрата заботиться о благосостоянии города и его обывателей и вытекающей из того необходимости устранить нежелаемые случайности при вступлении в Варшаву русских войск. На этом основании он поручил вести переговоры трем уполномоченным, прося Суворова гарантировать жизнь и собственность варшавских жителей и прекратить военные действия до заключения капитуляции. Король писал, что магистрат Варшавы ходатайствует о его вмешательстве в переговоры, для выяснения намерений Суворова относительно польской столицы, а потому он, король, просит по этому предмету ответа, предупреждая, что жители намерены защищаться до последней крайности, если им не будет гарантирована личная и имущественная безопасность. Суворов вручил депутатам заготовленные перед тем условия капитуляции, а также короткое письмо к королю, тут же написанное, в котором говорилось, что все его желания выполнены. Затем депутаты под эскортом сели в лодки и отправились к варшавскому берегу. Там толпился народ, ожидая ответа. Когда они приблизились, то стали кричать: "мир, мир". Весь берег загудел от радостных криков, и депутатов вынесли на руках из лодки. Ответ ожидался через 24 часа, и затягивание дела не допускалось.

Весь день 25 октября прошел в очистке улиц и уборке мертвых тел. Вечером Суворов переместился к Белоленку, на прежнюю свою квартиру.

Когда уполномоченные магистрата передали королю ответ Суворова и условия капитуляции, главнокомандующий и верховный совет были призваны во дворец; туда же прибыли генералы Грабовский, Макрановский и князь Понятовский, приехавший из своего корпуса по получении известия о взятии Праги. Здесь разыгрались сцены, доказавшие, как велико было разномыслие между людьми, управлявшими погибающей Польшей. Макрановский объявил от имени генералов и армии готовность повиноваться королю и главнокомандующему, но не верховному совету, и осыпал последний упреками за его неумелость и многочисленные ошибки. Потом держал слово король. Он говорил о немедленном сложении оружия, как того требует Суворов; обращаясь с этими словами преимущественно к Вавржецкому, он настаивал на неизбежности этой меры. Вавржецкий не согласился с королем, утверждая, что имея 20,000 войска под ружьем и 100 орудий, можно если не поддержать революцию и спасти отечество, то по крайней мере защитить народ, или погибнуть со славою. Пусть столица и вся земля отдадутся Суворову, но армии не подобает следовать их примеру, она может уйти в Пруссию и там зимовать. Суворов, имея тут много дела, не пойдет за ней, да и не решится на такой шаг без особого повеления Императрицы, хотя бы король Прусский и звал его на помощь. Предприятие это обещает успех, ибо прусские войска раздроблены и до зимы не в состоянии собраться для действенного отпора. А король Станислав может тем временем написать русской Императрице, что если поляки пред нею и провинились, за то вся Польша разграблена беспримерным образом и ей грозит голод и долгое обнищание. Справедливое изображение нынешнего ужасного положения должно возбудить в русской Императрице чувство жалости и сострадания; Екатерина выскажется наконец, чего она хочет от несчастной Польши.

Судя по последствиям, надо думать, что мнение Вавржецкого одержало верх; он сам по крайней мере утверждает, будто король, хотя и по многом размышлении, согласился ехать в армию. Верховный совет, уменьшившийся за бегством некоторых членов из Варшавы, собрался в заседание и снабдил городской магистрат, как и в первый раз, пунктами для ведения дальнейших переговоров о капитуляции. Изъявлялось согласие на обезоружение мирных жителей и на сложение оружия в условленном месте, на исправление моста и на вступление затем русских войск в Варшаву; говорилось, что город Варшава всегда был полон почтения к своим королям и что от этой обязанности и впредь не отступит. Но на остальные требования Суворова представлялись контр-предложения: обезоружить войско, сдать артиллерию, снаряды и воинское снаряжение город не может, так как войска магистрату не подчинены, но постарается склонить армию к этому решению. Не может починить мост в срок, так как на это требуется несколько дней, а польские войска не в состоянии двинуться из города раньше восьми дней. Магистрат принял это постановление верховного совета к исполнению.